— Я имел удовольствие встретить вашего мужа в Гарварде, миссис Колл, — заметил Фридом, усевшись за стол рядом со своей молодой женой (они обвенчались три месяца назад).
У Фридома, как и у старшего брата, было изумительно красивое смуглое лицо с ярко выраженными индейскими чертами. Только иссиня-черные волосы были коротко острижены, и одевался он в стиле зажиточных джентльменов из восточных штатов.
— Вот как? Он посещал ваш университет? — удивленно спросила Мариетта.
— Да. Ваш муж однажды читал лекцию на медицинском факультете — о влиянии медицины на математику. Это было великолепно! Мистер Колл оказался замечательным лектором. В тот же вечер декан устроил в его честь ужин, и я имел счастье быть в числе приглашенных. Ваш муж — один из самых ярких людей, каких мне доводилось видеть. Думаю, что его смерть — большая утрата для науки. Да вы, конечно, и сами это знаете.
— Спасибо за добрые слова, сэр. Дэвид был бы рад услышать, что вам понравилась его лекция. Он обожал ездить в другие университеты и свято верил в значимость и ценность высшего образования.
— Надеюсь, Мэтью сумеет посадить его убийцу за решетку, — убежденно сказал Фридом. — И лучше маршала Кейгана никто с этой задачей не справится.
— С Дрю Куинном мы, конечно, справимся, — небрежно произнес Мэтью, отставив в сторону пустую тарелку, — а вот Эллиот Чемберс может ускользнуть.
— Эллиот Чемберс! — с ужасом воскликнул Джон Дроган. — Господи, помилуй! Этот человек натворил много зла, начиная с работорговли и заканчивая убийствами. Его давно следовало бы остановить.
— Верно, — согласился Мэтью. — Слухи об Эллиоте Чемберсе идут уже много лет, главным образом о его участии в контрабанде, но правительство бессильно, пока не имеет доказательств, имен, дат и прочего. Если Чемберс покупает таких влиятельных людей, как сенатор Хардести, то у нас мало шансов раскрыть его преступления.
Мариетта вздрогнула, вспомнив о дневнике Дэвида. Раньше она не доверяла Мэтью Кейгану, но теперь, после всего, что он для нее сделал, может, и не стоит утаивать от него важные сведения? Подняв голову, она заметила, что Мэтью смотрит на нее виновато. Наверное, он решил, что ее мрачность вызвана упоминанием о сенаторе. Мариетта наконец начала понимать, что, несмотря на всю свою внешнюю грубоватость, своеобразный юмор и горечь, вызванную тяжелой жизнью, Мэтью Кейган — добрый и тактичный человек. И он легко заводил друзей. Дроганы явно считали его почетным гостем. Мариетте казалось, что даже к президенту Соединенных Штатов они вряд ли отнеслись бы с таким восторгом, как к Мэтти. По крайней мере трижды ей сообщили о том, что семнадцать лет назад бесстрашный маршал Кейган поймал преступников, убивших старателей Дрогана и похитивших.их золото. Сначала он помогал потому, что кража имела государственное значение, а потом приезжал просто по просьбе Дроганов, чтобы оказать им услуги уже совсем не в качестве федерального маршала. Для этой семьи он стал чем-то вроде личного ангела-хранителя.
Сегодня Мэтью выглядел особенно хорошо: он только что вымылся, побрился, его густые серебристо-черные волосы были гладко причесаны, а в смеющихся синих глазах плясали чертики. Маршал Кейган наслаждался общением с добрыми друзьями. Мариетта вспомнила, как он целовал ее вчера ночью, как его тяжелое тело содрогалось от желания и как ей не хотелось, чтобы он останавливался. Краска залила лицо Мариетты, и она очень испугалась, что сидящие за столом могут заметить этот странный румянец.
Несколько мгновений они смотрели друг на друга, не замечая, что Дроганы с любопытством наблюдают за ними. Виноватое выражение лица Мэтью сменилось вопрошающим. Он уже открыл было рот, чтобы заговорить, но тут хорошенькая служанка с черными волосами и такими же черными глазами склонилась над ним, коснувшись грудью его плеча.
— Пардон, сеньор, — прошептала она, доливая вино в бокал.
— Все в порядке, милочка, — успокоил ее Мэтью и улыбнулся так обворожительно, что Мариетта отвернулась.
— Я вам нужен, мальчики? — спросил между тем Джон Дроган. — Если да, то я с радостью поеду с вами и буду помогать чем смогу.
— Я тоже, — сказал Фридом, хотя его жена из племени чероки, которая за все это время не произнесла ни слова, яростно прошипела:
— Нет!
— Нет, па, — промолвил Джастис. — Мы с Мэтом сами справимся, а когда приедет Неторопливый Медведь, нас будет уже трое.
— Хорошо, — задумчиво произнес Джон Дроган. — Берти — хороший парень. Только не разрешай ему стрелять в кого попало, Джастис. Нам с мамой будет очень неприятно, если он убьет кого-нибудь.
Джастис фыркнул, допил свое вино и пообещал:
— Я сделаю все, что в моих силах, па.
И многозначительно посмотрел на Мэтью. А тот закашлялся, чтобы скрыть смех.
— Бедный папочка, — говорил Джастис два часа спустя, развалившись в кресле в спальне Мэтью и потягивая виски из большого бокала. — Неужели он думает, что Неторопливому Медведю можно что-нибудь запретить?
Мэтью, сидевший напротив, вытянул ноги, закрыл глаза и со вздохом ответил:
— Он хочет, чтобы все было как можно лучше, Джас. Любой отец сказал бы то же самое. Правда, Берти пока еще никого не убил. — Он сделал глоток. — Господи, как хорошо идет виски!
— Еще бы! Ведь ты, малыш, пьешь доброе ирландское виски, — сказал Джастис с подчеркнуто ирландским акцентом. — Самое лучшее в мире!
— М-м-м, — удовлетворенно протянул Мэтью. — А мой младший брат без ума от шотландского.
— Я всегда чувствовал, что с Джимом не все в порядке, — парировал Джастис, а потом внезапно перешел к теме, которая волновала их больше всего: — И что ты думаешь об этом деле?
Мэтью открыл глаза и сказал:
— По-моему, нас ждут неприятности, Джас. Этти… то есть миссис Колл уже досталось. И я не хочу, чтобы ей снова причинили боль. Хорошо бы придумать что-нибудь такое, чтобы не втягивать ее больше в это дело.
— Она очень милая женщина. Никогда не видел, чтобы мамина одежда сидела на ком-нибудь так хорошо.
— Что? — не понял Мэтью.
— Мамина одежда, — повторил Джастис. — Та, что была сегодня на миссис Колл. У нее великолепная фигура.
— У кого?
— Господи помилуй, Мэт! Ты же понимаешь, что я говорю не о своей матери!
Наконец Мэтью понял и взглянул на Джастиса с такой яростью, что у того мурашки по коже побежали. Но гнев мгновенно сменился смущением, и маршал принялся потирать грудь.
— Что с тобой, Мэт? — с тревогой в голосе спросил Джастис.
— Болит. Вот здесь. Не могу понять, что это.
— Сердце?
— Вряд ли. Пощупай-ка. — Мэтью схватил Джастиса за руку и приложил ее к своей шерстяной рубахе.
— Черт подери, Мэтью, не хочу я щупать твою грудь! — крикнул тот, пытаясь выдернуть руку.
