Варя заметила, что у людей, особенно внезапно разбогатевших, патриотические чувства не разгораются, а вспыхивают. Как и всякая вспышка, они ярки и быстро гаснут. Как будто среди ночи их будит что-то такое, чему они даже нашли неловкое, на ее взгляд, название — совестливость. Поэтому, понимала она, поездку нельзя отложить.
Варя жила в Москве как в тумане, а возвращалась домой с нетерпением, словно кто-то ждал ее, как никто и никогда не ждал до сих пор…
Она лежала на верхней полке уютного купе, постукивали колеса о рельсы, а в голове метались обрывки разговоров.
— Мы ищем примеры благотворительности в прошлом, чтобы доказать нашим властям необходимость новых законов, — говорил гладкий мужчина, который, как она поняла, строил коттеджи под Москвой. На пятьдесят первом километре по Минскому шоссе, но все еще в пределах «золотой зоны», как с гордостью сообщал он всем, кому интересно. — Когда уходишь от налогов по-крупному, три процента льгот не греют. — Его пухлые розовые губы кривились. — Вы понимаете меня, Варвара Николаевна? — Он многозначительно поднимал рыжеватые брови.
К ним подошел худощавый мужчина с длинной седой бородой.
— Я слышал ваш разговор, — начал он. — Хочу поддержать. На самом деле в законе о благотворительной деятельности и благотворительных организациях семилетней давности закреплена налоговая льгота. Она вроде не так уж мала — три процента от прибыли, которая идет на благотворительные цели, остаются тебе. Но она никогда не будет работать из-за сумасшедших налогов. — Он покрутил головой и одним глотком выпил рюмку водки. — Я, знаете ли, хотел передать своей деревенской школе в селе Афанасьево, что на севере Суходольской области, списанные компьютеры. Но я должен столько заплатить государству за свой порыв к милосердию! — Он взял с серебряного подноса, который держал перед ним официант в белых перчатках, еще одну рюмку и снова выпил. — Лучше я вспомню старую русскую традицию благих деяний — раздам милостыню на Пасху…
Но несмотря на все эти разговоры, Варя возвращалась из Москвы с интересным предложением от бывших суходольских людей. Они хотели организовать семейный клуб, по модели известных закрытых московских клубов. Чтобы члены его вносили достаточно большой ежегодный взнос. Он отсечет ненужных и позволит устраивать приемы, праздники. Но что важнее для Вари — этот клуб они хотели, как сказал предводитель землячества, прислонить к музею и благотворительному фонду.
Варя обещала все довести до сведения тех, от кого это зависит в Суходольске.
Она поворочалась на полке, перевернулась на живот, отвела в сторону бордовую занавеску, которая тихо шевелилась от холодного воздуха заоконной зимы. Уставившись в темноту, она видела свое отражение, а рядом… воображаемое лицо. Конечно, это был Ястребов. Как он прав насчет времени, вспомнила она. Те, с кем она познакомилась в Москве, на самом деле тоже живут в прошлом…
Едва переступив порог своей квартиры, Варя позвонила Ястребову на работу.
— Александр Алексеевич, — сказала она, не рискуя называть его по имени, — я уже здесь. Мне так жаль, что я пропустила бал. Как он прошел?
— Потрясающе, — сказал он. — Я записал на видео и готов показать.
— Как здорово! — закричала она. — Ох, простите за горячность. Покажите!
— В котором часу? — спросил он.
— Вы можете даже сегодня? — Варино сердце упало, потом дернулось вверх. Она сказала себе, что причина в одном — она страстно хочет увидеть бал. Но на самом деле она хочет увидеть его. Больше всего на свете. Это Варя поняла в Москве окончательно.
Казалось, то, что с ней творится, — наваждение. Едва ли не в каждом мужчине ей мерещился Ястребов. Кто-то одет в похожую черную куртку, у кого-то точно такая шапочка, надвинутая на глаза. Серая шапочка с отворотами — на серые глаза.
А когда на встрече с земляками ее взяли под руку, она уже открыла рот, чтобы выпалить: «Александр Алексеевич…»
— Я могу сегодня, — услышала она и вздрогнула от голоса в трубке.
— Приходите в музей к шести, — сказала Варя.
— Хорошо. Я буду.
Варя открыла платяной шкаф, собираясь повесить вещи, которые брала с собой. Она увидела свое бальное платье — с каким старанием она его шила! Перед отъездом надела, покрутилась у зеркала и едва не расплакалась от досады — он не увидит ее на балу в этом платье.
А теперь, разглядывая его снова, Варя подумала, что, может быть, и не так уж плохо, что она не была в нем на балу. Слишком уж оно похоже на свадебное. Только фаты не хватает…
— Фа-ты? — насмешливо произнесла она вслух. — Это, дорогая, мимо…
В музее остались только сторож и они. Тишина, которую больше всего Варя любила, наконец наступила. Она вообще-то не могла пожаловаться, что ее одолевают голоса экскурсантов. Пока еще их не водят по отделу родной природы. Но все остальные залы то и дело вспыхивают воплями школьников. Они приходят классами. До Вари доносятся голоса сотрудников, которые объясняют им события давно ушедшего времени.
Варе нравилось чувствовать себя безраздельной хозяйкой флигеля, которая принимает приятного ей гостя. Неужели почти той, насмешливо спросила она себя, для которой этот домик построил богатый купец? Его любовницей?
Ястребов ничуть не походил на купца, он был другой породы. Она наблюдала, как он вставляет кассету в щель видеомагнитофона. Она смотрела на его длинные пальцы со следами порезов и удивлялась. Эти руки как будто не от его тела — они похожи на руки мастерового человека. Ну да, вспомнила она, вот что значит, когда о ком-то говорят, что он все делает своими руками.
— Выключим свет? — тихо спросил Ястребов.
— Да, — быстро сказала Варя.
— Тогда нам покажется, что мы слились с экраном, — чуть насмешливо бросил он.
Бальная музыка, бальные платья с низким декольте… В них почти не узнать давно знакомых людей. Вон дама из администрации, которая звонила ей насчет награды для Скурихина. Сам пивовар с лоснящимся от удовольствия лицом. Ястребов, его… жена, в форме.
— Были все гусары? — спросила Варя, словно выстраивая шаткий мостик через поток, угрожавший ее утопить.
— Да. И все наши ученики. Отличные танцоры. Ваш дедушка, Варя, тонкий человек. Он заманил к себе на курс самых музыкальных студентов. Посмотрите, как они танцуют.
Молодые пары в мазурке, потом в котильоне.
— А… костюмы?
— Из драмтеатра. Смотрите, вы увидите самих артистов. Они тоже быстро схватывают, — похвалил он.
Камера переместилась в фойе, там проходила лотерея.
— Неужели? — удивилась Варя. — Вы все-таки провели ее?
— Конечно, — сказал Ястребов. — Видите, моя жена принимает коробку пива от Серафима Федоровича.
— Вот это да!
— Вы любите пиво? — спросил он.
— Терпеть не могу.
