Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 45
– Виктор, вас к телефону.
Ключарев идет в кабинет начальника; вообще говоря, занимать телефон – это не порядок. Тем более что Иван Серафимович всегда тут же выходит, чтоб дать поговорить. Ключарева больше бы устроило, если б начальник раздражался, а не выходил из кабинета с этой подчеркнутой ровностью. А звонит Володик Зарубин.
– И ты никак не можешь дать отзыв?
– Нет.
– Зря ты уперся, какого черта пускать пузыри!
– Оно как-то само получилось.
– А вот я бы дал отзыв, дурак все равно дураком останется. Я бы ему дал отзыв. Жаль, я не математик.
– Я тебе сочувствую.
А это уже звонит Логинова:
– Витя… Говорят, на тебя какой-то бзик напал?
– Да, – соглашается Ключарев.
– А ведь ты злишься. Если злишься – не прав. Хочешь расскажу, что в тебе сейчас происходит? Я разложу тебя по полочкам. И ты сразу поймешь, какой ты есть. В тебе, Витя, есть черточка…
– Ладно, ладно, – грубо обрывает Ключарев. – Я знаю, какой я.
Ключарев сидит минуту и другую, трубка положена, – в кабинете начальника пусто и тихо, Ключарев дослушивает как бы повисший в воздухе свой голос. Знаю, какой я. Тут-то и неправда. Или не вся правда. И ясно, что оно подтачивает. То есть ведь чушь, ведь наплевать, и это уж точно, что Ключарев проживет без Наташи и ее приятелей, – ан все же задело. Подтачивает. То есть начинаешь понимать, что когда-нибудь захочется же к ним пойти. Не сейчас, это понятно, что не сейчас. А как-нибудь после…
– Ключарев!.. – раздается голос Бусичкина, он просовывает голову в дверь кабинета.
– Иду, иду.
А это уже на неделе. Строгая хронология тут не существенна, но дня три или четыре прошло. Вечером. Дома. Жена Ключарева: «Я все-таки не могу поверить, не верю!» – решается позвонить Наташе Гусаровой. Сердечко Майи уже помягчело и отошло. Ключарев не вмешивается: звони… Майя начинает исподволь. Она спрашивает, не помнит ли Наташа, где, в каком месте был куплен когда-то Дениске костюмчик. «Мы с тобой вместе покупали, Наташа. Не помнишь ли, в каком это было магазине?» – «Не помню». И Наташа Гусарова, едва извинившись, бросает трубку, как раз когда Майя открыла рот для следующей фразы.
Ключарев смеется:
– Разрыв стал фактом, уже подтвержденным. Ссора на много лет. Повесть об Иване Ивановиче с Иваном Никифоровичем. – И еще, добавляя в голос нежности: – Бедненькая. И как же она не вспомнила, где находится ваш любимый магазин?.. Ай-яй-яй.
– Не юродствуй.
– Бедняжки. Получается, что теперь вы обе не помните, где продают детские костюмы.
Ключарев смеется, но то, что подтачивало, – подтачивает. И как ни верти, а с каждым часом и с каждым днем становится понятнее, что чего-то своего и близкого лишился. По своей воле или по чужой – не о том речь. Лишился. Привычек лишился. Новогодних и других вечеров в компании. Телефонных звонков. Тех самых, и, конечно, лучших, разговоров по телефону, когда просто треплешься с человеком давно знакомым, болтаешь, не подбирая слов, – и тем отдыхаешь. И конечно, Володик Зарубин. И Логиновы. Все это незаметно стало частью жизни. Лишился, а, собственно, ради чего – чего ради?
То есть надо бы объяснение. Себе самому ответ. Вот именно. Он, Ключарев, не какой-то там глобальный мыслитель, ему вполне хватило бы простенького, пусть даже старомодного ответа, дескать, претерпел ради Справедливости. То есть на этом слове он бы вполне сам с собой примирился. И даже не нужно пышности и заглавной буквы. Он бы примирился на простой, на скромненькой – просто справедливости.
Да ведь и тут натяжка. Ведь и простая-то справедливость тут не стреляет. Ведь еще в том телефонном разговоре с Наташей Гусаровой среди прочего Ключарев, и он это хорошо помнит, сказал:
– Наташа, – сказал он ей, – ну что толку в моем положительном отзыве? Ну, допустим, дам я отзыв (я не дам, но допустим). А что дальше?
– А дальше пусть тебя не волнует.
– Да оно, разумеется, не волнует, а все же интересно.
Наташа усмехнулась:
– А дальше кто-то представит к публикации. А дальше опубликуем. А дальше подберем хорошего оппонента. – И она уже с открытой злостью бросила: – Что еще беспокоит твою совесть?
– И он защитит диссертацию?
– Можешь в этом не сомневаться.
Оно, конечно, не так просто, но ведь верно и вне сомнений то, что вместо Ключарева найдут кого-нибудь еще. Он тут же вспомнил двух людей, которые тоже (по профилю работы) могли бы дать отзыв, – они не так сильно дружили с Наташей, но все же дружили, бывали у нее. Вот любому из них и дадут на отзыв. И все равно однажды это дерьмо защитится хоть так, хоть этак. И при чем здесь справедливость? Пусть даже с самой маленькой буквы – в чем она? Уж ради нее, ради этой-то, которая с самой маленькой буквы, куда полезнее поднять пьянчугу на улице. Или отдать часть зарплаты какой-нибудь бедной старухе. Но Ключарев хорошо знает, что не поднимает он пьяных на улице, да и бедные старушки могут излишне не обольщаться. Ответа нет. Еще немного, и мысль Ключарева тонет и гаснет в слишком общей постановке старинных вопросов о Добре и Зле.
И уже другой вечер, но тоже на этой неделе… Ссора с женой. Ссора на ровном месте, из ничего. Вот, дескать, и вечер выдался свободным, а пойти некуда – и все почему? – потому что он, Ключарев, поссорился с Наташей Гусаровой. Ну хорошо, пусть не поссорился, но поладить не сумел, это ведь факт.
– Действительно, – говорит Ключарев. – Действительно, маху я дал. Не захотел дерьмо выдать за прекрасную работу.
– Не впадай в геройство, – говорит жена. – Слышишь? Ненавижу впадающих в геройство. Особенно геройствующих уже задним числом, когда им крыть нечем!
– Почему же нечем?
– Потому что это дерьмо, как ты сам сказал, все равно защитится.
– Но может быть, существует инстинктивная справедливость. Есть я, человек по фамилии Ключарев, – и, соответственно моему инстинкту, есть моя справедливость…
– Ах, личная? твоя?.. А я не знала, что бывает личная справедливость.
– Ну, если ее и нет, то ее не хитро выдумать.
Наконец оба обессиленно замолкают. Теорией не придешь к миру. Выдохлись, но не помирились.
– Ладно, – говорит Ключарев, улыбаясь и добрея. – Ладно тебе, старушка. – И после паузы добавляет: – А мы к сестре Анечке сходим. Не убивайся.
– Опять к сестре? Надоело! – взрывается Майя.
И уж тут Ключарев на время не слушает (отключиться – как уши заткнуть), потому что в эту минуту Майя говорит о его, Ключарева, сестре бог знает что. Бранится и наговаривает. Женская нелогичность, в сущности, и есть такие вот вспышки. В раскате эмоции Майя выдает фразу за фразой, прямо чеканка, блистательные перлы озлобленности (разумеется, о сестре Анечке она всего этого не думает и, напомни ей завтра, – удивится). Раньше Ключарев не умел такое выслушивать. Не понимал, даже спорил. Но теперь – дудки! Дыхание глубины. Многолетний опыт брака. Заслуженный опыт. При случае передать молодым… Но иронию он, понятно, сдерживает, он выжидает.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 45
