Илья заметил мою нерешительность.
— Может, пройдете? – спросил он и кивнул в сторону церкви.
— Зачем? Не вижу смысла, — я пожала плечами и снова прокляла себя за глупость и упрямство.
— Хотя бы для того, чтобы мы могли поговорить наедине. Я же вижу, что вы пришли за помощью. Не прячьте помыслы. От меня не получится.
Илья деликатно взял меня под руку и повел ко входу. Я все время отвлекалась на посторонние мысли: почему двери деревянные, почему бы не поставить автоматические, сколько живых цветов вокруг… и прочее, прочее. Во всех этих деталях я пыталась найти ответ на вопрос, можно ли довериться, стоит ли просить помощи или лучше уйти? У меня было лишь несколько минут, чтобы прощупать и обстановку, и этого человека.
Мы поднялись по ступенькам и прошли внутрь. В просторном зале никого не было. Возле статуи красивой женщины, печально склонившей голову, на круглой подставке горели свечи. Ряды скамеек пустовали. Больше не звучала музыка, и только пылинки неспешно кружились в лучах света, падающего на темный пол через высокие витражные окна.
Илья провел меня подальше от входа и сел на скамейку, жестом приглашая присоединиться. Я оглянулась и присела рядом.
— Тут больше никого нет, — сказал он, видимо, догадавшись, что мне не нужны свидетели.
Я втянула воздух, пропахший старым деревом и воском, закрыла глаза. Внутри все похолодело. Я испугалась, что не смогу произнести ни слова. Но Илья не торопил меня. Он просто сидел рядом и, казалось, думал о чем-то своем. Вокруг царила такая нерушимая тишина, какой я не слышала давно.
— Вы тут главный? – решилась я начать.
— Нет, — улыбнулся Илья, — я просто помощник, прихожанин.
— А кто главный?
Наверное, мой вопрос звучал глупо. Илья прятал усмешку и смотрел на меня снисходительно.
— Святой отец, — ответил он.
— Отец? Это ваш папа?
Илья не выдержал и рассмеялся. Тишина церкви от такого беспардонного вмешательства взорвалась раскатистым, зловещим эхом. От обиды мне захотелось треснуть насмешника по голове и уйти.
— Я смотрю, вы вообще не имеет представления о церкви и служении, — Илья перестал смеяться, заметив мою растерянность.
— И что? Это так плохо? Над этим можно потешаться?
— Извините. Я не хотел вас обидеть. Просто вы так серьезно это спросили, что я не сдержался. Вы вообще ничего не знаете о церкви?
— Знаю немного. Мне мама кое-что рассказывала, — я осеклась. Сама не заметила, как вышла на нужную тему.
— Она еще жива? Верит в Бога?
Я замолчала. Ну что ему сказать?
— Да, она жива. И верит в Бога. Поэтому я здесь.
— Рассказывайте, — коротко ответил Илья и повернулся ко мне.
— Я не знаю, можно ли вам доверять…
— Понимаю. Сейчас трудно кому-то доверять по-настоящему. Но все же… если вы пришли за помощью, я постараюсь вас не разочаровать.
— Ладно, мне все равно уже нечего терять. Вернее, не так важен способ, каким я потеряю. Моя мама жива. Ей шестьдесят один год. Она из нулевого поколения.
— О! Это большая редкость, — удивился Илья. — Мне казалось, что таких людей уже не найти.
— Да. И мне хотелось бы, чтобы и впредь не нашли.
— То есть?
— Она живет со мной. У меня в подвале. Уже почти четырнадцать лет.
Илья удивленно поднял брови. Свет через высокое окно падал на светлое, совсем еще молодое лицо. Я заметила, как расширились его зрачки, и испугалась этого.
— Как это возможно? – Илья не отводил глаз. — Это незаконно.
Именно такого ответа я и боялась. Мне казалось, что в этом крохотном уголке, где все еще существуют деревянные двери и горят свечи, правят другие законы. Законы, где пожилой человек – не бесполезный груз для общества, а родитель, где я – не преступница, а дочь. От разочарования и страха из глаз покатились слезы.
— Ну, Анна, вы чего? – Илья протянул руку и ласково вытер слезинку. От неожиданного прикосновения я отшатнулась.
— Не плачьте. Я вас не осуждаю, просто опасаюсь за вас. Чем я могу помочь? Вы только скажите.
— Мне надо увезти маму из дому. Там сейчас стало небезопасно. Муж начал шантажировать меня. Мы поссорились, и он грозится, что сдаст маму властям.
— У вас есть муж?
Я утвердительно покачала головой, изо всех сил стараясь сдержать слезы и сконцентрироваться.
— А раньше он знал?
— Ну конечно! Он нормально к этому относился, терпел. А сейчас… я не знаю, что с ним стало.
— Понятно. И где вы хотите ее спрятать?
— Здесь.
Илья удивился еще больше.
— Просто мне казалось, здесь ее будет сложнее найти. Да и она, думаю, согласится на такой вариант. В церкви она будет чувствовать себя безопасно.
Илья молчал и это молчание затягивалось, как удавка на шее.
— Ладно, — я встала, — извините, не хотела нагружать вас своими проблемами. Просто подумала… Я пойду. Пусть этот разговор останется между нами.
Илья схватил меня за руку.
— Нет, подождите. Я не отказывался вам помочь. Но мне нужно хотя бы пару минут, чтобы подумать, как это лучше сделать.
Я снова села рядом и с надеждой ловила каждый взгляд, каждое слово.
– Мне нужно будет рассказать все настоятелю, сам я не могу принять такого решения.
— Понимаете, у меня очень мало времени. Мне нужно сегодня же увезти маму. Завтра может быть поздно.
— Понятно. Но это не решается за один день.
Я опустила голову.
— Могу предложить еще один вариант. Пока не решится вопрос с настоятелем, мы можем перевезти вашу маму ко мне, — Илья сказал это так просто, будто соглашался присмотреть за котенком.
— К вам?
— Ну да. Я живу один, на окраине города, у меня свой дом.
— Простите меня за недоверчивость, но как я могу знать, что никто больше не узнает об этом?
— Вы мне не доверяете, – нахмурился Илья.
— Нет, не в этом дело…
— Ну, во-первых, я автоматически становлюсь вашим сообщником. Какой смысл мне сдавать самого себя? А во-вторых, если уж вы хотите гарантий моего молчания, я могу ответить тайной на тайну.
Илья смотрел на меня вопросительно. Мой молчаливый ответ говорил о том, что я готова его выслушать, что я хочу любых гарантий.
— Ладно. Я вам доверяю, — сказал он, — поэтому тоже поделюсь тайной, за которую могу попасть за решетку. Я состою в одной организации…
— Какой?
