Ралф сидел на диванчике в вестибюле отеля, поджидая Саманту, и разглядывал свое отражение в большом зеркале напротив. Он собирался вернуться в Нью-Йорк сегодня вечером, поэтому не захватил костюма. Интересно, выдержит ли Саманта его черные джинсы, синюю рубашку и простой черный пиджак от Hugo Boss? Она очень стильная женщина, и если вдруг спустится вниз в одном из этих ужасных дизайнерских платьев, что он будет делать?
То же, что и всегда, ехидно заметил внутренний голос. Отождествишь лицо с гранитной плитой, и никакие глупости мира не будут тебя касаться.
Но Ралфу не хотелось показаться Саманте… смешным.
Он считал себя очень выдержанным человеком. Выдержка и умение быть злым составляли основу того Ралфа Дормера, которого должен был видеть окружающий мир. И мир привык, что он такой. Привыкли близкие, которые раньше знали его другим, привыкли сослуживцы и друзья. Они все забыли, каким он был раньше. Тот Ралф Дормер, который сегодня назначил свидание Саманте Хоук, давно стал для всех незнакомцем.
И Ралф не был уверен, что правильно поступает, обращая на себя внимание Саманты.
Он совсем не знает ее. Может быть, она ведет свою игру, ему неведомую, а он принял все за чистую монету. Хотя, конечно нет, так низко он еще не пал. Он все время держался настороже, и Саманта его не обманет. Ралф чувствовал за собой неизмеримо больший талант играть на поле лжи. Его семья отлично его этому научила. И не только семья.
Послышались легкие шаги, перестук каблучков по ступенькам, и появилась Саманта. Ралф поднялся ей навстречу, стараясь не показать, насколько потрясен.
Обычно в офисе она была закована в одежду напоказ – то в дизайнерские юбки и блузки, то в деловые платья, но это все было рассчитано на публику. Сейчас Саманта явно надела платье, которое предназначалось для нее одной и, возможно, для близких друзей. Черное, с широкой разлетающейся юбкой чуть выше колен, с глубоким V-образным вырезом, оно даже на вид было мягким и легким и открывало для обозрения и восхитительные длинные ноги в изящных туфельках, и высокую шею, на которой мягко переливалась нитка жемчуга. Все было так просто, мило и в то же время будоражило воображение, что Ралф на пару секунд утратил способность ясно соображать.
Саманта подошла к нему, помахивая сумочкой и свернутым плащом.
– Что ж, я готова.
– Прошу. – Ралф подставил локоть, и она с некоторым удивлением за него уцепилась. – Такси ждет у входа. Я решил, что хочу выпить, и вы наверняка не откажетесь, а вести после этого машину по здешним дорогам чистое самоубийство.
Саманта согласно кивнула.
В такси они оба молчали, зато разговорчивый водитель явно испытал истинное наслаждение, заполучив двоих благодарных слушателей сразу.
– В нашем деле главное не задавить оленя. Они ведь совсем распоясались, животины рогатые! Особенно ночью наглеют. Едешь-едешь – и вдруг выскакивает тебе наперерез! Приходится бить по тормозам. И чего им неймется, оленям этим? Вон места сколько, пасись себе и пасись, так нет, тянет их к людям. А если собьешь, так штраф огромный приходится платить, деваться некуда. Вынь да положь свои кровные денежки. Разве это справедливо?
Саманта иногда кивала. Ралф сохранял невозмутимость. Главным образом потому, что таксиста почти не слушал, а думал о том, что она так близко и от нее пахнет чем-то горьковатым и безумно дорогим.
К счастью, ехать было недалеко. Саманта попросила водителя остановиться у «Парфенона» – греческого ресторанчика на одной из улиц Нью-Палца. Ралф рассчитался, снова предложил руку Саманте и вошел вместе с ней в ресторан.
Там оказалось очень уютно, можно было устроиться за столиком так, чтобы никто не мешал. Они сделали заказ, официант принес напитки. Ралф смотрел, как на лицо Саманты ложатся цветные блики от висевшего под потолком фонаря, и все более уверялся, что правильно поступил, пригласив ее поужинать.
Саманте все время казалось, что напротив сидит совершенно другой человек – не тот Ралф Дормер, которого она знала по офису, и даже не тот, которого она встретила днем на усыпанной золотыми листьями лесной дороге. Этот Ралф еле заметно улыбался, но без насмешки; его одежда, хотя и была горячим приветом классике всех времен и народов, совершенно его преобразила. Он казался мягче и человечнее. Как знать, может, это всего лишь образ и Ралф хочет поиграть с ней, вывести на чистую воду? Думает, что она расслабится и сболтнет что-нибудь лишнее о делах компании? Нельзя так плохо думать о людях! – одернула себя Саманта. Она не позволит втянуть себя в разговор о «Данго» и вообще будет осторожна. В разумных пределах.
– Вы раньше бывали здесь?
Ралф рассматривал смешного греческого солдата в юбочке, напечатанного на меню.
– Да, несколько раз. С отцом. И с тех пор нежно люблю это место.
– Ваш отец, судя по всему, был интересной личностью, если вы так часто говорите о нем.
– Ваш – личность достаточно известная, но вы о нем не упоминаете, – заметила Саманта.
Ралф взял солонку и принялся вертеть ее в руках.
– Мы с отцом не очень-то близки, – признался он после продолжительного молчания. – Хотя семейная солидарность часто связывает нас по рукам и ногам. Иногда я чувствую себя членом воинственного шотландского клана. Нравы у нас в семействе временами очень… средневековые. Один за всех, все за одного, око за око…
– Вы вешаете неугодных на воротах фамильного замка? – округлила глаза Саманта.
– Профессия накладывает свой отпечаток, – пожал плечами Ралф. – Большинство моих родственников юристы. Отец очень удивился, когда я заявил, что не хочу выступать в судах и до конца жизни отмывать чьи-то имена от грязи. Или, наоборот, поливать их грязью, что случается не менее часто.
– А вы отказались? – тихо спросила она.
– Как видите.
– И не жалеете?
– В сожалениях нет никакого смысла. Что толку плакать о том, чего нельзя вернуть?
Ралф оставил в покое солонку и принялся складывать из салфетки самолетик.
– Не думала, что вы умеете плакать, – поддразнила его Саманта.
– Вы правы, – сухо ответил Ралф. – Не умею.
Она почувствовала, что затронула некую опасную область, и поспешно вернула разговор на верную стезю.
– Но это не мешает вам оставаться семьей, правда?
– Да, в том понимании, которое присутствует у моих родственников.
– О! – Саманта понимала, что задавать дальнейшие вопросы – значит ходить по тонкому льду, и небрежно заметила: – Для моего отца быть семьей означало любить меня, уделять мне много времени и повсюду брать меня с собой. Как в этот городок. А еще он часто летал в Европу, и я летала с ним. Вы любите Европу, мистер Дормер?
– Да, – оживился Ралф, которого явно тяготил разговор о его семейных отношениях. – Особенно Австрию и Испанию.
