Дождь. Стена дождя. Ветви по лицу. Мокрая трава в ноги. Не пускает. Держит. Ветер.
Почему так холодно? Почему так страшно? Почему так тяжело идти? Нет, бежать. Куда он бежит?
Запах. Тяжелый, сладкий, тошнотворный запах, пробивающийся даже сквозь ветер, дождь и сырую листву.
Это кровь.
Она на руках, на одежде, на сырых ветках, на мокрой траве, она везде. Дождь смывает ее, но кровь все равно повсюду. Вот что чувствовала та леди, жена Макбета… Бедняжка! Выносить этот запах…
Он бежит, спотыкается, тянет за собой мертвое тело. Бледные, забрызганные грязью ноги мертвой девушки то и дело цепляются за кусты и камни, и тогда он злится.
Она такая тяжелая и неудобная, эта дурочка! Она все портит. Работа была выполнена безукоризненно. Сначала — бечевка, впившаяся в горло. Хрип. Содрогание тела, из которого уходит жизнь. Потом — два удара ножом. Все идеально. А главное — точно так, как это было двадцать лет назад.
Проклятье! Не все! Он едва не забыл самое главное.
Он опускается на колени перед телом. Одним движением рвет мокрое платье от ворота до самого низа. Вынимает из кармана нож.
Это очень просто, потому что она больше не орет и не дергается, она ведь уже мертвая.
Две буквы на мертвой коже. Р. и М. Робби МакБлейр.
1
Саманта Джонс разгладила невидимые миру складки на платье и прищурилась, рассматривая свое отражение в зеркале. Рыжие локоны расплескались по плечам языками пламени. Зеленый искрящийся шелк идеально облегал точеную фигурку. Хотя нет, не фигурку. Фигуру. Нечего скромничать. Метр восемьдесят без малого, что есть, то есть. При таком росте нельзя сойти за статуэтку из паросского мрамора, даже если у тебя алебастрово-белая кожа и огромные зеленые глаза, опущенные темными ресницами, фигура спортсменки и ноги модели.
Все равно выйдет не статуэтка, а статуя. Впрочем, весьма красивая.
Саманта Джонс рассмеялась и показала язык своему отражению. Впервые за много месяцев она сшила себе платье. Уж больно хорош оказался материал. Конечно, в паб в нем не пойдешь, да и на работу не выйдешь, но если впереди Ночь Отцов-основателей…
Бен Блейр стоял на земле уже пятьсот с лишним лет. И пятьсот с лишним лет праздновалась эта самая ночь. Жители старинной шотландской деревушки, с веками превратившейся в небольшой, но вполне самодостаточный городок, по праву гордились своей приверженностью традициям. А Отцы-основатели, Уильям Блейр и Фергюс МакГоунт, наверняка гордились своим детищем.
Саманта Джонс в глубине души сомневалась, что должна отвечать Отцам-основателям тем же. Католический священник и предводитель могущественного шотландского клана могли бы прославиться чем-нибудь и поприличнее. Кстати, клан в результате отрекся от своего предводителя. Даже по меркам пятнадцатого века Фергюс МакГоунт погорячился…
Да еще как погорячился! Четыреста женщин, среди которых были и невинные девушки, и дряхлые старухи, были сожжены на большом костре по обвинению в ведьмовстве…
Саманта передернула плечами и нахмурилась. Бен Блейр способен нагнать тоску даже на того, кто ничего не знает о его прошлом, а уж если покопаться… В этом году, например, Ночь Отцов-основателей совпадает еще с одной веселенькой годовщиной. Очередное пятилетие пришествия Кровавого Роба. Роба МакБлейра. Убийцы, не знающего покоя в своей мрачной могиле. Убийце, который каждые пять лет восстает из ада, чтобы посеять страх в душах жителей маленького старинного городка.
И, разумеется, пощекотать нервы приезжим туристам, которых опять будет видимо-невидимо. Если им повезет, через несколько дней они уедут отсюда. Живыми. Шутка.
Шутка вышла невеселая, и Саманта принялась стягивать с себя платье. На секунду запуталась в тугих шелковых складках и…
… ее вновь накрыло то самое ощущение.
Тьма. Черная, беспросветная, не имеющая ни начала, ни конца. Тьма, в которой нет ничего материального, только шорохи и звуки. Чей-то плач. Чей-то смех. Чьи-то проклятия.
Тьма, отнимающая имя…
Кто я? Откуда я?
Борясь с нахлынувшей паникой, Саманта поспешно выпуталась из платья, натянула футболку, джинсы и подошла к окну. Вечерние огни в окнах домов выглядели на редкость умиротворяюще, витрина ее небольшого магазинчика была ярко освещена. Вот около магазинчика остановилась незнакомая черная машина. Со стороны пассажирского сиденья вышел незнакомец. В джинсах, в темной куртке, высокий, спортивного телосложения. Поднял голову, посмотрел прямо на Саманту, замершую у окна…
Она отпрянула и чертыхнулась, злясь на неожиданное сердцебиение. Проклятый городишко! Последние нервы вымотает!
Вообще-то тише места на земле не найти. Покой и мир царят в Бен Блейре, лишь далёкий рокот волн холодного моря да печальный звон одинокого колокола в старинной часовне нарушают вековую тишину этого места.
Правда, ежели вы натура романтическая, склонная к мистицизму, да еще и любящая читать страшные истории, то наверняка поддадитесь мрачному очарованию здешних ужасов. Почуяв благодарного слушателя, местные дамы охотно расскажут вам все — и, прежде всего, историю Кровавого Роба, легендарного убийцы, растерзанного разъяренными жителями Бен Блейра двести пятьдесят лет назад. Именно из-за своей жуткой кончины он и встает из могилы каждые пять лет, чтобы в очередной раз настигнуть свою жертву, молодую и привлекательную девушку…
Убийства здесь действительно имели место, только вот Саманта никогда не отличалась склонностью к мистицизму. Она всегда считала, что преступления совершают люди, а верить в призраков, разгуливающих по пустынным улицам, — глупо.
Почти так же глупо, как верить в россказни о Монстре из Замка-на-Холме.
Саманта задумчиво посмотрела в ту сторону. Разумеется, из окна замок не видно, но она словно воочию увидела того, о ком сейчас вспомнила.
Доктор Рональд Грант. Черные волосы, черные пронзительные глаза, горящие на смуглом лице. Жесткий рот. И страшный шрам, пересекающий правую щеку. Шрам, начинающийся под шапкой густых волос и уходящий по щеке вниз, на шею… Может и дальше, кто его знает. Доктор Грант старался как можно реже попадаться на глаза жителям Бен Блейра, а уж жители Бен Блейра все, как один, считали доктора Гранта маньяком и убийцей.
Саманту личность доктора интриговала уже давно. Странно, при одной только мысли о докторе Гранте ей становилось страшно — и еще как-то. Щекотно, что ли?
Она расспрашивала о нем знакомых и друзей, внимательно выслушивала самые немыслимые слухи, дошло до того, что она стала почти мечтать о случайной встрече с ним на улице, но, когда эта встреча все-таки произошла, Саманта испугалась до одури.
