При этом с востока к городу подступала пустыня: в Антиохиисходились все древние караванные маршруты, туда съезжались купцы на верблюдах,привозившие из легендарных стран – сегодня известно, что это были Индия иКитай, – фантастические товары: шелк, ковры и драгоценности, не доходившиедо римских рынков.
В Антиохию приезжали и сотни других торговцев. На востокехорошие дороги соединяли его с рекой Евфрат и Парфянским царством, а в южномнаправлении можно было доехать до Дамаска и Иудеи; на севере, разумеется,лежали все города, основанные Александром и во времена правления Рима достигшиенаивысшего расцвета.
Римским солдатам нравилась веселая и беспечная жизнь вАнтиохии. А Антиохии нравились римляне, поскольку они обеспечивали безопасностьторговых путей, защищали караваны и охраняли порт.
«Вы найдете там открытые места, аркады, храмы, все, чтонужно, и такие рынки, что глазам своим не поверите, – тем временемрассказывал Иаков. – Там повсюду римляне. Молю Всевышнего, чтобы никто изпрежних знакомых вас не узнал! Это единственная опасность, против которой вашотец не успел разработать меры защиты».
Я отмахнулась.
«А учителя там есть? А книжные рынки?»
«Какие только пожелаете. Вы найдете даже книги, прочестькоторые не может никто. Все говорят по-гречески. Только невежественныекрестьяне в деревнях не понимают греческий. И латынь распространилась повсюду.
Там не смолкают голоса философов; они обсуждают Платона иПифагора – мне, должен признаться, эти имена мало о чем говорят, – ониобсуждают халдейскую музыку из Вавилона. Конечно, там воздвигнуты храмывсевозможным богам».
Он помолчал, о чем-то размышляя, потом продолжил:
«Евреи? Я лично думаю, что они стали слишком светскими – имнравится разгуливать в коротких туниках с греками и ходить в общественные бани.Слишком уж они интересуются греческой философией. Греческие мыслители всезаполонили. Это плохо. Но атмосфера жизни в греческом городе всегдапривлекательна».
Иаков поднял глаза. За нами наблюдал его отец, а мы сиделиза столом слишком близко.
Он поспешно сообщил мне остальные факты: Германик ЮлийЦезарь, наследник трона императора, официальный приемный сын Тиберия, былудостоен в Антиохии титула Imperium Majus, что означает признание за ним праваконтролировать всю эту территорию. А Гней Кальпурний Пизон – легат в Сирии.
Я уверила его, что они не узнают меня и не вспомнят ни моюприверженную старым обычаям семью, ни наш тихий старинный дом на Палатинскомхолме, зажатый между многочисленными экстравагантными современными особняками.
«Там все устроено по-римски, – возразил Иаков. –Вот увидите. А вы приедете с деньгами! И простите, но для вашего возраста вывсе еще очень красивы: у вас свежая кожа, и двигаетесь вы, как юная девушка».
Я вздохнула и поблагодарила Иакова. Пора ему уходить, покана нас не разгневался его отец. Я смотрела на бурлящие синие волны. Я втайнепорадовалась, что наша семья отошла от приемов и банкетов во дворце императора,но тут же, сознавая, что затворничество вымостило нам путь к гибели, укориласебя за эту радость.
Я видела Германика во время его триумфального шествия поРиму – потрясающий молодой человек, в чем-то очень похожий на Александра; ототца и братьев я знала, что Тиберий, опасаясь популярности своего наследника,отослал его на Восток, подальше от римской толпы.
Легат Пизон? Я его в жизни не видела. Ходили сплетни, чтоего послали на Восток, чтобы насолить Германику. Сколько талантов и мыслейпотрачено впустую!
Иаков вернулся ко мне.
«Итак, вы окажетесь в этом большом городе безымяннойнезнакомкой, – сказал он. – У вас будут влиятельные защитники,обласканные Германиком. Он молод и задает в городе тон энергии и веселья».
«А Пизон?» – спросила я.
«Его все ненавидят. Особенно солдаты. А вам прекрасноизвестно, что это означает в римской провинции».
С палубы можно целую вечность любоваться волнующимся,холмистым морем.
В ту ночь мне приснился второй кровавый сон. Он оченьпоходил на первый. Я испытывала жажду, мне необходима была кровь. Меняпреследовали враги, враги, которые знали, что я – демон, что меня нужно уничтожить.Я бежала. Свои отреклись от меня, выгнали, беззащитную, к этим суеверным людям…Потом я увидела пустыню и поняла, что умру; я с криком проснулась и села,но тут же зажала рукой рот, чтобы меня никто не услышал.
Меня отчаянно беспокоила жажда крови. Бодрствуя, я себетакого не представляла, но во сне я становилась чудовищем, известным в Риме какЛамия. Или кем-то в этом роде. Кровь была прекрасна, кровь была всем.
Неужели старый грек Пифагор прав? Значит, души переходят изтела в тело? Но в той, прошлой, жизни моя душа была душой монстра.
В течение дня мне случалось задремать, и я оказывалась внепосредственной опасной близости от сна, как будто он затаился в моих мыслях,как ловушка, и ждал, когда же удастся завладеть моим сознанием. Но самое страшноеначиналось ночью: «Ты уже служила мне! – Что это может значить? – Идико мне».
Жажда крови. Я закрывала глаза, съеживалась в постели имолилась:
«Мать Изида, очисти мои мысли от кровавого безумия».
Потом я обратилась к старому проверенному средству – кэротике. Затащить в постель Иакова! Безуспешно. Тогда я еще не знала, чтособлазнить евреев всегда было и будет сложнее, чем всех прочих мужчин! Мне далиэто понять с великим тактом и вежливостью.
Я оценивающе оглядела всех рабов. И речи быть не может. Во-первых,все они – рабы с галер, среди них нет ни одного «Бен Гура» в оковах,ожидающего, когда я приду к нему на помощь. Обычные отбросы, бедныепреступники, прикованные к своим местам по-римски – так, чтобы в случаекораблекрушения они затонули вместе с судном. Как и все рабы на галерах, ониумирали от монотонности существования и хлыста. Не слишком приятно былоспускаться в трюм галеры и видеть их согбенные спины. Однако я смотрела на нихс той же холодностью, что и американец, лицезреющий на экране цветноготелевизора голодающих в Африке детей – маленькие черные скелетики с непомернобольшими головами, умоляющие о глотке воды. Потом – новости, реклама,музыкальная вставка, далее – репортаж корреспондента Си-эн-эн из Палестины:летящие камни, резиновые пули… Телевизионная кровь.
Остальными путешественниками были матросы-зануды и двастарых благочестивых еврея, видевшие во мне лишь шлюху, если не хуже, иотворачивавшиеся всякий раз, когда я выходила на палубу в длинной тунике и сраспущенными волосами.
