Где заточен порок с невинностию вместе[64].
Когда подъехали к месту заточения, она совсем обессилела, икто-то помог ей выйти из кареты. Сердце ее трепетало, глаза были влажны, лицопечально. Ее приводят к коменданту, она хочет заговорить с ним, но голос ейизменяет. Едва пролепетав несколько слов, она протягивает грамоту. Комендантубыл по душе узник, и он порадовался за него. Сердце у этого человека неожесточилось, как у некоторых его собратьев, у тех почтенных тюремщиков,которые, помышляя только о жалованье, положенном за охрану заключенных, умножаясвои доходы за счет несчастных жертв и строя благоденствие на чужой беде,втайне жестоко радуются слезам обездоленных.
Он вызывает узника к себе. Влюбленные встречаются, и обатеряют сознание. Прекрасная Сент-Ив долго лежала неподвижная и бездыханная,Простодушный же вскоре пришел в себя.
– Это, видимо, ваша супруга, – сказал ему комендант. – Вы неговорили мне, что женаты. Как мне передавали, своим освобождением вы обязаны еевеликодушным заботам.
– Ах, я недостойна быть его женой, – дрожащим голосомпроговорила прекрасная Сент-Ив и снова потеряла сознание. Очнувшись, она,по-прежнему дрожа, показала указ о денежной награде и патент на капитанскийчин. Простодушный, растроганный не менее, чем удивленный, словно пробудился отодного сна, чтобы впасть в другой.
– За что меня здесь держали? Как удалось вам вызволить меня?Где изверги, из-за которых я сюда попал? Вы – божество, сошедшее с небес, чтобыменя спасти.
Прекрасная Сент-Ив то потуплялась, то снова взглядывала навозлюбленного, но тотчас заливалась краской и отводила в сторону глаза,увлажненные слезами. Наконец она сообщила ему все ведомое ей и испытанное ею,за исключением лишь того, что желала бы скрыть и от самой себя и что всякомудругому, лучше знающему свет и посвященному в придворные обычаи, чемПростодушный, сразу стало бы ясно.
– Как же это может быть, чтобы какой-то негодяй, вродевашего судьи, мог лишить меня свободы? Я вижу, что люди подобны самым мерзкимживотным: всякий старается навредить ближнему. Но возможно ли все-таки, чтобымонах, иезуит, королевский духовник, содействовал моему несчастью в такой жемере, как и нижнебретонский судья, причем я даже представить себе не могу, подкаким предлогом этот гнусный проходимец подверг меня гонениям? Но неужели вывсе время помнили обо мне? Я этого не заслужил; в те времена я был настоящимдикарем. И вы решились, не получив ни от кого ни совета, ни помощи, совершитьпутешествие в Версаль? Вы появились там, и мои цепи разбиты! Есть, стало быть,в красоте и добродетели непобедимое очарование, перед которым распахиваютсяжелезные ворота и смягчаются каменные сердца!
При слове «добродетель» прекрасная Сент-Ив разрыдалась. Онане сознавала, какая добродетель была в том преступлении, за которое так себякорила.
– Ангел, расторгнувший мои узы, – продолжал ее возлюбленный,– если у вас оказались столь сильные связи (кстати, я о них и не подозревал),что вам удалось добиться моего оправдания, то добейтесь того же и для старца,который впервые научил меня мыслить, подобно тому как вы научили любить. Горесблизило нас с ним; он мне дорог, как родной отец, и я не могу жить ни без вас,ни без него.
– Я? Чтобы я обратилась с ходатайством к человеку, который…
– Да, я хочу навеки и всем быть обязанным вам и только вам:напишите этому влиятельному человеку, осыпьте меня благодеяниями, довершитеначатое, увенчайте и этим чудом уже содеянные чудеса.
Она чувствовала, что должна исполнить все, чего требуетвозлюбленный: она села писать, но рука ей не повиновалась. Трижды принималасьона за письмо и трижды его рвала, потом все же написала и вместе с Простодушнымвышла из тюрьмы, обняв на прощание мученика искупительной благодати.
Счастливая и полная отчаянья, Сент-Ив знала, в каком домеживет ее брат; она пошла туда; в том же доме снял помещение и ее возлюбленный.
Не успели они прийти, как покровитель уже прислал ей приказоб освобождении из-под стражи почтенного старца Гордона и просьбу о свидании назавтра. Итак, ценою ее каждого справедливого и великодушного поступка былобесчестие. Обычай торговать людским счастьем и несчастьем казался ейомерзительным. Приказ об освобождении она передала Простодушному, а от свиданиянаотрез отказалась, ибо от одного вида своего благодетеля умерла бы от стыда игоря. Простодушный согласился на время расстаться с ней только затем, чтобыосвободить друга: он немедленно отправился в тюрьму. Выполняя этот долг, онразмышлял о том, какие удивительные события происходят в этом мире, ивосхищался отважной добродетелью девушки, которой два несчастливца были обязаныбольше, чем жизнью.
Глава 19
Простодушный, прекрасная Сент-Ив и ихродственники оказываются в сборе
Великодушная и достойная уважения изменница находилась в обществесвоего брата, аббата де Сент-Ив, м-ль де Керкабон и приора храма Горнойбогоматери. Все были в одинаковой мере удивлены, но чувства и положение у всехбыли разные. Аббат де Сент-Ив оплакивал свою вину у ног сестры, сразу егопростившей. Приор и его добрая сестра плакали тоже, но от радости. Негодяйсудья и его несносный сын не нарушали своим присутствием этой трогательнойсцены: они поспешили уехать, едва разнесся слух об освобождении их врага, иукрыли в провинциальной глуши и свою глупость, и свои страхи.
Всех четырех обуревало множество самых разнообразных тревог,пока они дожидались возвращения молодого человека и его друга, которого ондолжен был освободить. Аббат де Сент-Ив не смел взглянуть сестре в глаза.Добрая м-ль де Керкабон приговаривала:
– Итак, я снова увижусь с моим дорогим племянником.
– Да, вы с ним увидитесь, – подтвердила прелестная Сент-Ив,– но это уже не тот человек. Осанка, тон, сбраз мыслей, ум – все стало у негодругим. Насколько прежде он был несведущ и простоват, настолько теперь достоинуважения. Он станет гордостью и утешением вашей семьи, а вот мне не сужденоосчастливить свою семью!
– Вы тоже не та, что прежде, – сказал приор – Скажите,почему вы так переменились?
