В-четвертых, святая древность дала примеры, которые могутпослужить вам чудесными образцами поведения. Блаженный Августинрассказывает[63], что при проконсуле Септимии Акиндине в год нашего спасениятриста сороковой некий бедняк, не имевший возможности уплатить кесарево кесарю,был приговорен к смерти, невзирая на правило: «На нет и королевского суда нет».Дело шло о фунте золота. У осужденного была жена, которую бог наделил красотойи благоразумием. Старый богач обещал даме фунт золота, а то и больше, приусловии, что она совершит с ним гнусный грех. Дама сочла, что, спасая мужа, несотворит зла. Блаженный Августин весьма одобрительно отзывался о еевеликодушной покорности обстоятельствам. Правда, старый богач обманул ее,возможно даже, что муж и не избежал виселицы; однако она сделала все, чтомогла, дабы спасти ему жизнь.
Будьте уверены, дочь моя, что, если уж иезуит ссылается наблаженного Августина, стало быть, этот святой изрек непреложную истину. Яничего вам не советую, вы девушка разумная: надо полагать, вы поможете вашемумужу. Монсеньер де Сен-Пуанж порядочный человек, он вас не обманет; вот и все,что я могу вам сказать. Я помолюсь за вас и надеюсь, что все устроится к вящейславе божьей.
Прекрасная Сент-Ив, которую речи иезуита испугали не меньше,чем предложения помощника министра, вернулась к приятельнице совсемрастерянная. Ей хотелось умереть и таким образом избавиться от ужаснойнеобходимости оставить в тяжелой неволе возлюбленного, которого она обожала,или от позорной возможности освободить его ценой того, что было ей всего дорожеи что должно было принадлежать только этому злосчастному возлюбленному.
Глава 17
Добродетель вынуждает ее пасть
Она просила приятельницу убить ее, но эта женщина, столь жеснисходительная, как иезуит, высказалась еще откровеннее, чем он.
– Увы! – проговорила она. – При этом дворе, стольизысканном, любезном, прославленном, чего-нибудь добиться можно лишь такимспособом. Должности, и самые незаметные и самые важные, нередко получают толькоза ту плату, которую требуют от вас. Послушайте, вы внушили мне доверие иприязнь: признаюсь вам, будь я так несговорчива, как вы, мой муж не занимал быи того скромного места, которое дает ему возможность существовать. Он это знаети не только не сердится, но, напротив, видит во мне благодетельницу, а на себясмотрит как на моего ставленника. Неужели вы думаете, что люди, которыеуправляли провинциями или командовали армиями, обязаны почестями и богатствомодним своим достоинствам. Среди них немало таких, которые в долгу за это передсвоими супругами. Высоких воинских званий домогались ценою любви, и местодоставалось тому, чья жена красивее.
Вы находитесь в положении гораздо более выгодном: речь идето том, чтобы освободить из тюрьмы возлюбленного и выйти за него замуж; это вашсвященный Долг, и вы обязаны его выполнить. Тех прекрасных и знатных дам, окоторых я вам рассказываю, не осудил никто, ну, а вам будут рукоплескать,скажут, что вы совершили проступок от избытка добродетели.
– Какая уж тут добродетель! – воскликнула прекраснаяСент-Ив. – Что за лабиринты беззаконий! Что за страна и какую надо пройтинауку, чтобы узнать людей! Какой-то отец де Ла Шез и какой-то глупейший судьясажают моего возлюбленного в тюрьму, моя родня преследует меня, и в стольтяжкое время мне протягивают руку помощи лишь затем, чтобы меня обесчестить!Один иезуит погубил благородного человека, другой хочет погубить меня; кругомодни только западни, и я близка к гибели. Надо либо покончить с собой, либопоговорить с королем: я кинусь ему в ноги на его пути к обедне или в театр.
– Вас к нему не подпустят, – ответила ей приятельница. – Аесли бы вы, себе на горе, заговорили с ним. господин де Лувуа и преподобныйотец де Ла Шез упрятали бы вас до скончания ваших дней в монастырь.
В то время, как эта почтенная особа усугубляла подобнымобразом смущение отчаявшейся девушки и все глубже вонзала ей кинжал в сердце,от г-на де Сен-Пуанж явился нарочный с письмом и парой великолепных серег.Сент-Ив, рыдая, отшвырнула их, но ее приятельница подобрала серьги.
Едва лишь нарочный ушел, как наперсница вслух прочла письмо,в котором Сен-Пуанж приглашал их обеих вечером к себе на ужин. Сент-Ивпоклялась, что не пойдет. Богомолка попыталась примерить ей алмазные серьги, ноона решительно отказалась от этого. Целый день бедняжка боролась с собой инаконец, помышляя только о возлюбленном, побежденная, влекомая силком, непонимая, куда ее ведут, отправилась на роковое свидание. Никакими уговораминельзя было заставить ее надеть серьги. Наперсница принесла их с особой и,перед тем как сесть за стол, насильно вдела их в уши подруги. Сент-Ив была таксмущена и взволнована, что не смогла воспротивиться назойливым приставаниямприятельницы, а хозяин дома усмотрел в этом доброе для себя предзнаменование.Под конец трапезы наперсница неприметно скрылась. Тогда Сен-Пуанж показахраспоряжение об отмене ареста, указ о крупной денежной награде патент накапитанский чин и не поскупился на посулы.
– Ах, – сказала ему Сент-Ив, – как я полюбила бы вас, еслибы вы не требовали моей любви!
После долгого сопротивления, рыданий, воплей, слез,ослабевшая от борьбы, растерянная, истомленная, она принуждена была сдаться. Ейоставалось только одно утешение – пообещать себе, что в то время, когдажестокосердный человек будет безжалостно пользоваться ее безвыходным положением,она все свои помыслы обратит к Простодушному.
Глава 18
Она освобождает возлюбленного иянсениста
На рассвете, заручившись министерским приказом, она мчится вПариж. Трудно описать, что делается дорогой в ее сердце. Вообразите себе добродетельнуюдушу, униженную позором, исполненную нежностью, истерзанную укорами совестииз-за измены возлюбленному, проникнутую радостным сознанием, что освободитпредмет своего обожания! Память о вкушенной горечи, о борьбе и достигнутомуспехе примешивалась ко всем ее мыслям. Это была уже не прежняя простенькаядевушка, чьи понятия были ограничены провинциальным воспитанием. Любовь инесчастье образовали ее. Чувство достигло в ней такого же развития, какогодостиг разум в ее несчастном возлюбленном. Девушки легче научаются чувствовать,нежели мужчины – мыслить.
Ее приключения оказались назидательнее четырех летнеймонастырской жизни.
Одета она была до крайности просто. С отвращением смотрелаона на убор, в котором предстала вчера перед своим жестоким благодетелем:алмазные серьги она оставила приятельнице, даже не поглядев на них. Смущенная иобрадованная, боготворя Простодушного и ненавидя себя, приближается она наконецк воротам.
Сей страшной крепости, твердыни злобной мести,
