Петра и Павла, именины у наследника престола будущего императора Петра III) флот был у Мемеля. В полдень, после молебствия за здравие ее императорского величества и их высочеств, происходила пушечная пальба: сделан 41 выстрел.
Перед началом сражения священнослужители благословляли войска на бой. Полковой пастор Теге в своих записках описал действия обер-священника Богаевского перед Цорндорфском сражением 14/25 августа 1759 года следующим образом:
«Когда армия пришла на место сражения, солдатам дали непродолжительный роздых, и потом, еще перед полночью, начали устроивать боевой порядок. В это время соединился с нами 10 тысячный русский отряд под начальством генерал-лейтенанта Чернышева. То был так называемый новый корпус. Таким образом наша армия возрасла до 50 000 человек. Известно, что ее выстроили огромным четыреугольннком. По средине, где местность представляла род углубления, и поросла редкими деревьями, поставили малый обоз, с младшим штабом (Unterstab), при котором и я находился. <…> Ослабев от сильного душевнаго волнения, я крепко заснул, и спал до тех пор, пока солдаты наши не разбудили меня криками: „Прусак идет". Солнце уже ярко светило; мы вскочили на лошадей, и с высоты холма я увидал, приближавшееся к нам прусское войско; оружие его блистало на солнце; зрелище было страшное. Но я был отвлечен от него на несколько мгновений.
Протопоп, окруженный попами и множеством слуг, с хоругвями, ехал верхом по внутренней стороне четыреугольника, и благословлял войско; каждый солдат, после благословения, вынимал из-за пояса кожаную манерку, пил из нея, и громко кричал: ура, готовый встретить неприятеля»[56].
Можно отметить тот факт, что при взятии очередного значительного прусского города всегда служился благодарственный молебен. Так, благодарственный молебен по случаю взятия крепости и города Мемель служился 8 июля (27 июня по ст. ст.) 1757 года. В шканечных журналах кораблей отряда капитана Валронта, участвовавшего в бомбардировке Мемеля, особо отмечено, что в этот день с утра корабли подошли ближе к городу, и по случаю благодарственного в городе молебна, в отряде был сделан 51 пушечный выстрел.
В своей реляции от 10 января 1758 года императрице Елизавете Петровне о занятии Кёнигсберга генерал-аншеф Вилим Фермор писал:
«Я за поздним временем не успел, всех благ подателю, должные благодарительные молитвы по вступлении моем сегодня принести, но отложить принужден до завтра, чего ради приказано удобную палату в шлосе очистить и церковь Божию в оной поставить, а генералитету, штаб и обер-офицерам для того завтра поутру у гаупт-квартиры собраться повестка учинена»[57].
Из текста реляции мы видим, что Фермор приказал освободить удобное помещение в орденском замке Кёнигсберга (в «шлосе») и поставить в нём полковую церковь. Здесь и был отслужен благодарственный молебен.
За совершением дополнительных богослужений в связи с какими-либо знаменательными событиями следилось строго. Так,
«обер-полевой священник протопоп Иоанн Богаевский 7 сентября 1761 года доносил Святейшему Синоду:
1) что Первого гренадерского полка священник Павел Лобко высокоторжественный день тезоименитства государыни императрицы совершал молебствие „в фелони темновасилькового цвета замаранном, простом без всякой окраски, повседневно употребляемом" и когда главнокомандующий армией „с неудовольствием" спросил об этом Лобко, последний объяснил: „яко бы лучшего фелона при полку нет", между тем по заявление полковника того полка: „пристойный к такой церемонии при полку такой фелонь отыскаться мог, точию священник не требовал де из ризницы";
2) что в тот же высокоторжественный день другой священник С.-Петербургского пехотного полка Ив. Емельянов „на молебствие не облачался для церемонии, не исходя из алтаря, ушел безрезонно". Донося об этих обстоятельствах Св. Синоду Богаевский просил „о всем вышеписанном благорассуждения и повеления" на том основании, что ему „во все бытие при армии таких оказий не приключалось и он почитает за непринадлежащее к его рассуждению дело".
Св. Синод по сему донесение Богаевского дал следующую резолюцию:
1) священника Лобко за его поступок „буде оное произошло от его слабости и нерадения, а не для каковых важных причин" подвергнуть штрафу, по его протопопа усмотрению, как о том в данной ему инструкции (п. 14) изображено, обязав притом его, Лобко, подпискою, чтобы он на будущее время при всех церемониях поступал исправно, и не навлекал на себя ни малейшего нарекания;
2) о поступке священника Емельянова произвести исследование, и по исследованию поступить Богаевскому по указам и об этом донести Св. Синоду»[58].
Погибшие в бою и умершие от ран и болезней русские православные воины хоронились с соблюдением всех христианских обрядов. Так, после победы 19/30 августа 1757 года в Гросс-Егерсдорфском сражении русская армия некоторое время оставалась на поле боя. Все погибшие и умершие от ран были собраны, отпеты полковыми священниками и погребены в братских могилах. Матвей Артамонович Муравьёв в своих мемуарах описал это так:
«По окончании баталии господин фелдмаршал за неприятелем послал в погоню лехкия войски, а сам приказал поставить церковь, и был благодарной молебен, а потом собирали все убитые тела нашей армии, з достойною честию и по нашему закону погребли, так же и пруских солдат».
В 48-м письме своих «Записок» Андрей Болотов также свидетельствует:
«В последующий день, то есть, 20-го числа августа, было у нас благодарственное торжество. Мы приносили Всевышнему достойное благодарение, при пушечной пальбе из взятых в добычу неприятельских пушек, и вся армия поставлена была в строй и стреляла три раза обыкновенным беглым огнем. <…> Армия стояла и последующее 21-е число на том же еще месте. И в сей день погребали мы убитых своих и неприятельские тела, и отправляли пленных и раненых назад в Тильзит».
Русское командование, кстати, учитывало тот факт, что в прусской армии также служило некоторое количество православных русских солдат. Перед вступлением в Пруссию Апраксин в одном из своих манифестов предписал этим русским выйти в отставку и жить в качестве частных лиц или же возвратиться в Россию. В то же время в русской армии продолжало служить довольно много лютеран-немцев. Особенно их было много среди офицеров.
Любопытно, что к служению благодарственных молебнов в честь занятия прусских городов и принесения их жителями присяги на верность российскому правительству привлекали и прусских лютеранских пасторов. Так, при вступлении в город Мемель Фермор приказал отслужить благодарственный молебен в лютеранской церкви. Эту неприятную для прусского верноподданного обязанность исполнил настоятель Вольф. Для своей проповеди он взял плач Иеремии на развалинах Иерусалима. Сограждане оценили такую смелость, да и сам Фермор не осудил его. Затем чиновникам и всем жителям города пришлось принести присягу на верность императрице Елизавете, поскольку подразумевалось, что завоёванное останется теперь в её владении. 23 июля 1757 года генерал-аншеф Вилим Фермор в своей реляции императрице Елизавете Петровне о вступлении русской армии в Тильзит доносил:
«… по прибытию моему с дивизиею 19-го числа к реке Мемелю, не дошед в полмиле от
