Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 146
уважаемым конструктором, хотя моей личной вины в пропаже их денег не было ни капли. Как ни странно, после таких передряг впоследствии у меня с Семеновым, как и со многими другими «красными директорами», сложились хорошие рабочие и уважительные личные отношения.
Через два года частным лицам замороженные деньги были выплачены полностью, а долги юридическим лицам стали погашаться путем выдачи им валютных облигаций Министерства финансов (облигаций внутреннего валютного займа), которые потом, до их погашения, много лет довольно активно ходили на финансовом рынке, включая международный. Так был создан первый вполне цивилизованный инструмент решения долговой проблемы. Расплата облигациями, которые с первого дня можно было продать на рынке по текущему курсу и по которым даже выплачивался доход в 3 % годовых, многократно лучше предлагавшегося некоторыми экономистами советской школы циничного списания долга государства перед собственными предприятиями и гражданами, чем де-факто неоднократно «баловались» коммунистические правители (тут стоит вспомнить сталинские добровольно-принудительные «народные» займы).
Сама ситуация была экстраординарной. Фактически последний советский режим элементарно растранжирил деньги предприятий, которым лишь незадолго до этого разрешили, с массой ограничений, самостоятельно зарабатывать валюту, обязав при этом всю ее хранить во Внешэкономбанке.
Реальная угроза голода
С приближением зимы над страной все отчетливее нависала угроза голода и холода, особенно в индустриальных центрах, а с ней и угроза массовых социальных потрясений. Отовсюду поступали сообщения об огромных перебоях с самыми необходимыми продуктами, даже за хлебом и молоком выстраивались многочасовые очереди. В магазинах за ненадобностью закрылись мясные и гастрономические отделы. В некоторых городах стали возникать стихийные «табачные бунты». В отдельных регионах продовольственных ресурсов оставалось буквально на считаные дни.
Анатолий Чубайс, работавший осенью 1991 года заместителем председателя горисполкома Петербурга, рассказывал, что на заседаниях исполкома каждую неделю обсуждался вопрос о запасах мяса, хлеба, других продуктов, которых хватало для обеспечения скудного рациона города только на несколько суток. Такая же ситуация была в Москве, да и во всех других городах. Драматическим было и положение с запасами топлива, в том числе на электростанциях. На экономическом языке подобное положение называется «остановка материальных потоков».
В качестве иллюстрации драматизма положения и реальности угрозы голода и холода приведу лишь один официальный документ (десятки подобных примеров даны в книге Егора Гайдара «Гибель империи», который, готовя свою монографию, изучил огромный массив архивных документов ЦК КПСС и советского правительства). Это справка для высшего руководства страны, подготовленная КГБ СССР и подписанная 2 сентября 1991 года. Полагаю, что ни у кого не вызывает сомнений, что КГБ был в СССР довольно информированным ведомством. Вот некоторые выдержки из нее: «Поставки продовольствия в город (речь идет о Москве. – А. Н.) обеспечиваются на 60–79 %, а его запасы имеются лишь на 15 дней. <…> Сложное положение складывается в энергетике. Все ТЭЦ работают с колес. Необходимые запасы угля и мазута составляют лишь 50 % от потребного количества. Снабжение продуктами питания осуществляется с перебоями. <…> Особую озабоченность вызывает обеспечение населения хлебопродуктами. Установлена норма – 250 граммов в день на человека (норма военного времени. – А. Н.)».
Особо обращаю внимание читателей на дату документа: 2 сентября 1991 года. За месяцы, прошедшие с момента подготовки этого документа до нашего прихода в правительство положение резко ухудшилось. На память о той ситуации в Москве у меня до сих пор хранится синенькая «карточка покупателя» с фотографией, по которой москвичам продавалось за один раз только по полкило продуктов типа колбасы или сыра. Приезжим выдавали по 200 граммов, и то обязательно нашинкованное, чтобы он, этот хитрец-приезжий, не увез провизию куда-нибудь в Тулу или в Рязань, а съел тут же, на месте.
По проведенным тогда исследованиям, каждый горожанин проводил в очереди только за колбасой (там, где она вообще продавалась) более четырех часов в месяц. Люди должны помнить немецкие посылки с гуманитарной помощью и истерию в газетах, что мы не переживем зиму.
Я вспоминаю одно драматическое заседание, которое проводил в Совмине вместо Гайдара. Я тогда был его первым заместителем по Министерству экономики и финансов, но иногда он поручал мне проведение оперативных совещаний в правительстве в целом.
Это было недели через три после нашего прихода во власть. На повестке дня стоял вопрос о снабжении продовольствием Петербурга. Питерские власти почти в полном составе приехали в правительство буквально со словами: спасите город! Кстати, если не ошибаюсь, на том совещании я познакомился с нынешним президентом России.
Как выяснилось, запасов муки в Питере оставалось на неделю, а резервов кормового зерна – дня на два-три. Снабжение города мясом, не считая импорта, в основном базировалось на продукции местных птицекомбинатов. Сама область зерно практически не производила, и все снабжение и мукой, и кормами было ориентировано на централизованные поставки. А они прекратились. Импорт из-за замораживания кредитов почти остановился. Помню, кто-то из питерских на совещании отчаянно крикнул: «У нас куры дохнут, а потом люди начнут». Петербург действительно оказался тогда на грани голода. Допустить такое в городе, пережившем блокаду, было нельзя.
Комиссия выслушала их доклад, и все глаза повернулись ко мне: ты председатель, тебе и решать. А я еще три недели назад заместитель директора научного института, академический ученый, пусть и занимавшийся проблемами реальной экономики.
Как часто бывает на больших и тяжелых совещаниях, гнетущая тишина вдруг буквально повисла в воздухе. Помню, на секунду у меня появилось желание встать, выйти из зала, тихо закрыть за собой дверь и никогда больше в Дом правительства не приходить. Слишком тяжела была ситуация и велика была ответственность.
До сих пор я благодарен Леониду Чешинскому, бывшему в то время председателем Госкомитета по хлебопродуктам, превращенного позднее в АО «Росхлебопродукт». Он каким-то сдавленным голосом сказал: «Есть у нас один пароход с американским зерном, который сейчас находится где-то у входа в Балтийское море. Он идет в Мурманск. Там положение лучше, и теоретически мы можем его завернуть на Питер. Но это под вашу личную ответственность и с письменным приказом!» Это уже было какое-то решение. Я воспрянул духом и немедленно распорядился связаться по специальной связи с капитаном и дать соответствующую команду. Так я впервые в жизни развернул корабль. Сначала этот, потом нашли еще один. Парализованная было мысль лихорадочно заработала в поисках дальнейшего решения. Мне тогда подчинялся Комитет по государственным резервам. Я разрешил открыть госрезерв и выдать оттуда необходимое до прихода и разгрузки корабля количество муки. Параллельно мы договорились завезти картошку из Польши по бартеру.
В общем, Петербург был спасен. Увы, позже Анатолий Собчак забыл об этой отчаянной ситуации и о том, как она разрешилась, и иногда критиковал меня «за нерешительность». Под нерешительностью он, правда, своеобразно понимал любые отказы в выдаче ему средств в
Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 146
