проблема, я не собираюсь подстраиваться под каждого. Здесь важно действие, и описывать природу на пяти страницах я не собираюсь, я не Стендаль и не Толстой. Я просил тебя только откорректировать текст, а не отредактировать. Мне это не нужно. Я взял кубики и собрал пирамидку, а ты приходишь и начинаешь мои кубики переставлять: «Надо не так, надо вот так…» Если такая умная, возьми СВОИ кубики и сама строй СВОЮ пирамидку. Понятно? И так далее, и так далее…
Все, я поняла, умолкаю, мой повелитель. Теперь я только ставлю или убираю запятые, делю слишком длинные предложения на два покороче, исправляю рядом стоящие «он-он», «пришел-шел-ушел» и всякое такое. В сюжет не вмешиваюсь. На святое не замахиваюсь. И у нас мир, тишь, благодать.
Каждую последнюю субботу месяца мы ужинаем втроем: Энди, его мама и я. В «Балканских специалитетах». Как и в первый раз, заказываем колбаски и «рислинг». Как и в первый раз, счет мы с Энди оплачиваем пополам. Это традиция.
Я обрастаю традициями, они наворачиваются на меня коконом, оплетают. Плетут вокруг меня сеть новой реальности. Центр этой реальности – Энди, он торчит посреди нее как майское дерево посреди поля, я вожу свои хороводы вокруг него бесконечно, круг за кругом. Быстренько в два движения отпарить Эндины брюки в четверг перед выходом на работу – традиция. Кофе в нагретой чашке в постель субботним утром – традиция. Делать вид на работе, что мы едва знакомы, зачем отнимать у прочих училок надежду – традиция.
Теперь я знаю о нем гораздо больше, чем в начале наших отношений. Разговоры за колбасно-«рислинговым» столом приподняли завесу тайны над вечерами вторников и четвергов. Энди ходит в фитнес-клуб жирок сгонять. Ну зачем же я так неуважительно, грубо практически? Он поддерживает фигуру. Это мамино выражение. Мама и сама посещает занятия йогой.
– Спорт очень важен для жизни, он дает заряд бодрости, мы просто обязаны двигаться. Жаль, что ты, Бригитта, ничем не занимаешься. Неужели не можешь выкроить время? – Вот уже меня воспитывает чужая мама.
Собственной не удалось придать своему творению законченную форму, так чужая аккуратно топориком подтешет.
Фитнес – бр-р! Зал, полный «девочек» пред– и постпенсионного возраста разной степени разъетости и тощих плоскозадых теток для контраста. И мы все вместе пляшем танец живота, постоянно путая направление движения, наступая друг другу на ноги и тыча растопыренными пальцами в глаза. Ну, по крайней мере, я обязательно все перепутаю и буду размахивать руками, как ополоумевшая мельница. Нет уж. Я лучше останусь одна дома и попляшу перед монитором компа, не надо мне сомнительного удовольствия групповух.
Кто приедет на остров?
Мы с Энди на весенних каникулах в марте вместе поедем… На самом деле вот этого мне хватит с избытком: мы поедем ВМЕСТЕ С ЭНДИ! Куда, совсем не важно. Какая разница, куда, главное – МЫ ВМЕСТЕ.
Место мы выбирали долго. Происходило это следующим образом: Энди выдавал на-гора очередной вариант – Майорка или Канары, – я серфила по Сети, искала, что там хорошего-плохого, Энди выслушивал и отвергал. Там слишком суетно, дискотека круглосуточная; там слишком тихо, одни старперы; туда лететь далеко (это когда он на Мальдивы замахнулся); там жарко, как в сауне; а там обещали дожди. Я перетрясла половину земного шара, и наконец мы остановились на Мадейре.
Остров вечной весны, температура не выше двадцати пяти градусов, синий океан, черная галька, белые виллочки на зеленых горах. Красота! И Мама одобрила:
– Поезжайте, дети, отдохните как следует, наберитесь позитива.
Как следует отдохнуть нам предстоит за три дня, хотя каникулы – все девять. Но мы улетим вечером в пятницу, в последний рабочий день, потом полные три дня блаженного безделья – суббота, воскресенье и понедельник, – и во вторник утренним рейсом обратно домой.
Ждать еще целый месяц. Нет, не ждать – предвкушать великое удовольствие: вместе просыпаться утром, никуда не спешить, пить кофе из кружек, сидя на собственной террасе, бродить, взявшись за руки, вдоль воды, слушать шелестящий шепот волн и редкие вскрики чаек и снова пить кофе, теперь уже из маленьких чашечек в прибрежной таверне, любоваться, как закатное солнце валится в кастрюлю океана, поднимая пар своими раскаленными боками. А еще прогулка в горах. Дух захватывает, когда смотришь в глубину ущелья. А еще поездка на катамаране, прямо к борту подплывают доверчивые дельфины, показывая своим детенышам людей: «Смотрите и запоминайте, дети, это люди, они очень любопытны и достаточно умны. Нет, кормить их не нужно, у них слабые желудки. И подплывать близко не стоит, они могут броситься. Нет, они не агрессивны, просто не вполне разумны».
Да, я неплохо подготовилась, перелопатив массу сайтов. Я теперь все знаю об этом острове, от климата до его недлинной истории. Я уже забронировала нам квартиру-студию с просторной террасой на горе над океаном, а внизу, в маленьком миленьком городке Машику, есть даже песочный желтый пляжик в бухточке, а рядом – стоянка яхточек. И все такое кукольное, чистенькое, сказочное. Я все это хочу и жду с нетерпением. Я даже купила себе новую шляпу в «Заре» – соломенную, черную, с широкими полями. Правда, это единственное, что я позволила себе купить.
* * *
– Мама ложится на операцию, я не могу оставить ее одну.
Рассыпается мой песочный замок. Пани Тереза укладывается в больницу послезавтра, первого марта, именно в тот день, когда мы с Энди должны лететь на Мадейру. Энди не может уехать. Конечно, если бы это был аппендицит или, упаси боже, что-то более серьезное, тогда да, конечно, что же тут поделаешь, человек предполагает, а бог, как всегда, смеется. И я бы тоже никуда не полетела. Но операция по поводу вросшего ногтя на мизинце правой ноги?! Это официальный диагноз, это так называется на медицинском языке: «по поводу…» Вот нашла повод, браво, пани Тереза! Ни за три дня до святой даты, ни через три дня после нее это сделать нельзя?!
Я кипела, я ругалась последними словами, я, каюсь, крыла эту мать Терезу с таким прибором, позавидовали бы гамбургские докеры. Во мне бушевал пиратский капитан Лили. Мысленно. Вслух я грустно улыбалась и кивала – да, конечно, как он может оставить маму одну. И ничего страшного, ведь он же прилетит на следующий день. Ну, не три дня счастья, а два, но все равно будет здорово. Да, конечно, он абсолютно прав.
Вот опять же, если бы я была Алисой… Уж она бы нашла слова, чтобы убедить и Энди, и мамашу его сделать так, как нужно ей, Алисе. Мама бы вообще сказала, что ноготь – это тьфу, даже беспокоиться нечего, она вообще сама себя сейчас быстренько прооперирует кухонным ножом, не переставая тушить для нас с Энди рульку. Но я не Алиса. Так уж вышло, что я по-прежнему Бригитта Штаубе, а Бригитта может лишь соглашаться с тем, что сует ей в руки смешливая, охочая до шуточек реальность.
Да и в самом деле, делов-то… Проведу день одна в незнакомом месте. В незнакомом месте одна…
И тут что-то меня зацепило. Уехать одной далеко в новое место. Стать другой, новой. Там меня никто не знает, за мной ничто не тянется из прошлого. Никто не знает, что я Бригитта. Тогда пусть я буду Алисой. Хотя бы одни-единственные сутки в своей жизни.
Я выворотила на кровать уже три дня как сложенную сумку. Кучей вывалились мой старый купальник (сплошной, черный, ну как я могу в раздельном, не юная девица, неприлично), пара вискозных блузочек (скромненьких, однотипных, с воротничком и коротким рукавчиком, модель «Училка на каникулах»), юбка под лен неопределенного цвета (длинная и мятая, ее возить удобно), сношенные шлепки (зато подошва у них пробковая, а ремешки кожаные, широкие – ортопедические такие шлепанцы), трикотажная… что? Не футболка, не толстовка, а такая кофточка без застежек, сплошная, с попугаями и тиграми, из «H&M». Пошурудив руками в тряпье, я вытащила оттуда эту последнюю, а все остальное вот так кучей засунула в ящик комода, и новую черную шляпу туда же. И двинула в торговый центр.
Первое, что я купила – это джеггинсы до щиколоток.
