лесов и лунных дорог, я сама по себе. Никого не хочу знать.
— Однако…
— Я знаю, что обо мне болтают, — сказала Артемида. — Например, что я была любовницей Геракла. Между прочим, Актеон приставал ко мне как раз потому, что наслушался этих басен, — решил, что коль уж и он сын бога, а я, по слухам, весьма доступна, можно рискнуть. А другие, наоборот, приписывают мне разные противоестественные наклонности, вплоть до самых гнусных.
— И где же истина?
— Там, где истине и положено быть, — посередине. Я — хозяйка лесов и лунных дорог и уверена, что звери лучше людей и богов. Уж они-то не предают, будь уверен.
— Тут я с тобой решительно не согласен, — сказал Майон. — Потому что есть еще разум и умение творить добро, создавать красоту.
— Логично, — сказала Артемида. — Но я — женщина, я не собираюсь следовать логике.
— Уходишь от спора?
— Конечно, — сказала Артемида. — Я сумасбродна. Кстати, это человеческая черта.
— Но ты богиня.
— Ах да. Но прелесть в том и состоит, чтобы быть то женщиной — просто женщиной, то богиней.
«То есть вечно между небом и землей, — подумал Майон. — Нескончаемое балансирование меж двумя масками, двумя сущностями, и полное бессилие выразить себя полностью в одной из них: всегда помнишь, что есть в запасе и вторая. Собственно, почему мы так завидуем богам? Нас угнетает та определенность и незыблемость, которой они лишены».
— Пойдем, — сказала Артемида, и он пошел с ней рядом, а по сторонам тенями скользили собаки. — Я решила встретить тебя на дороге и пригласить в гости, Майон, потому что мне стало известно — ты пишешь о Геракле. А я хорошо знала Геракла.
— Сейчас я собираюсь писать о Троянской войне.
— Но ведь одно неразрывно связано с другим.
— Разве? — сказал Майон. — Геракл погиб до того, как война началась.
Артемида скользнула по нему взглядом и ничего не ответила. Они были уже перед входом в пещеру. Собаки легли на землю, высунув языки, и, невероятно, но в их глазах Майону почудилась насмешка. Кто их знал…
Артемида протянула руку, и очаг в глубине пещеры вспыхнул прозрачным багровым пламенем, не дающим копоти. Блики играли на шкурах зверей, покрывавших пол и стены, и шкуры, казалось, шевелились. Майон не чувствовал себя скованно — первое почтительное изумление осталось на ночном берегу, к тому же он помнил все, что говорила Афина о богах и людях.
— Что-то там поделывают мои дорогие родственники? — спросила Артемида, словно угадав его мысли. — Замышляют очередной заговор против Зевса? Можешь не отвечать, я знаю сама. Все эти дрязги с дурацким постоянством вспыхивают на унылой горе что ни день… О чем они тебя просили? (Майон молчал.) Ну а если я прикажу отвечать?
— Я не выдаю чужих тайн, — сказал Майон.
— Быть по сему. В конце концов, меня не интересует Олимп, я уже говорила. К чему мне их сплетни и запутанные взаимоотношения, если в моих лесах я и так — царица? Не о том разговор. Я обещала рассказать о Геракле.
Блики огня играли на ее лице, делая красоту переменчивой и таинственной.
— Какой он был, Артемида? — спросил Майон.
— Называй меня Делия, — сказала она. — Делия — я ведь родом с острова Делос. Так меня называл Геракл.
— Какой он был, Делия?
— Почему-то его очень часто любят представлять грубым и невежественным силачом, находившим противоестественное наслаждение в битвах и истреблении чудовищ. А он был совсем не таким. Конечно, бывал и груб. И с женщинами в том числе: самое трудное для вас — быть с женщиной нежным, вы этого прямо-таки панически боитесь. Но нельзя было заставить его делать то, чего он не хотел. Майон, я готова была стать его любовницей. А он меня отверг улыбаясь и беззлобно шутя. И я не смогла на него обидеться. — Она отрешенно улыбнулась, глядя в пламя. — Обиделись мои псы — за то, что пренебрегают их повелительницей, — и бросились на него. А он сгреб их и побросал в реку: он был Геракл. Пожалуй, я его любила, если только богиня способна кого-нибудь любить. Он не подчинялся никому и ничему.
— Но Эврисфей?
— Да, он служил Эврисфею, — сказала Делия. — И по его приказу совершил все то, что ныне именуется двенадцатью подвигами Геракла. Но потому лишь, что сам того хотел, искупая этой службой давнее, наполовину случайное свое преступление. Геракл — это независимость, доброта и сила. И полное бескорыстие. Он мог совершенно законным образом сесть на микенский трон вместо Эврисфея, но отказался. Он сам создавал царей: когда дорийцы за помощь в войне против лапифов передали ему треть своих владений, он эти владения просто-напросто подарил. И Приам стал царем Трои исключительно благодаря Гераклу.
— Но…
— Да, считается, что Геракл был врагом Трои. Но об этом потом. Сначала — о Геракле-миротворце. Он был миротворцем, Майон. Войны он вел, чтобы примирить враждующих соседей или чтобы отучить кого-то от привычки жить за счет грабительских набегов. Там, где он проходил, прекращались раздоры, смирными становились воинственные цари, гибли угрожавшие людям чудовища. Он хотел объединить всю Грецию. То, что сделал с Аттикой Тезей, — лишь развитие мыслей и идей Геракла. Тезей был хорошим учеником. Нужно было идти дальше. И я знаю точно: они собирались идти дальше, Геракл и Тезей, и за ними шли многие. К ним собирались примкнуть Фивы, кентавры, дорийцы. Она горько усмехнулась. — Но были еще и золотообильные Микены — там тоже намеревались объединить Грецию, разумеется под властью Микен, и, уж конечно, не для того, чтобы законами ограничить власть царей. Геракл был опасен — и тогда он погиб. Предатели попадаются среди любого народа. На этот раз им оказался кентавр Несс.
— Ты хочешь сказать, что по замыслу микенцев… — У Майона перехватило дыхание.
— Да. Я только не знаю кто — Агамемнон или многомудрый Нестор. Скорее всего, оба вместе. Через жену Геракла Несс подсунул отравленную тунику, и Геракл умер. Потом истребили кентавров, свалив вину на Геракла, который не мог уже ничего опровергнуть. И похитили у Геракла смоченные в крови Лернейской гидры стрелы — страшное оружие, без которого не удалось бы взять Трою. И натравили на Фивы Спарту. И все пошло прахом. Тезей вдруг остался без друзей и союзников, без Геракла. Да, еще сочинили романтическую историю о том, как умирающий Геракл завещал стрелы «постороннему» юнцу с ясными глазами, случайному прохожему Филоктету. Хотя этот Филоктет несколько лет числился в спутниках странствий Геракла, шпионил для Нестора. Геракла не стало, стрелы похищены, Тезей бессилен. И началась новая грязная интрига — подготовка к Троянской войне.
— Мне важно знать и это, — сказал Майон.
— А вот меня это не интересует, —
