class="p1">— А где эти лесорубы? — спросил Могусюм.
— На Синюхе! — ответил Абкадыр. — Тут недалеко. Вон… — Он показал рукой на темную полосу вдали.
Дальше серел купол Яман-Таш.
А горячий, как бы нагретый раскаленными от солнца пеньками, ветер набирал силу, одинокая огромная береза закачалась вдруг и зашумела, огромные ветви ее заполоскались. Она волновалась над морем мертвых пеньков, как огромное черное знамя.
— Поедем на Синюху. Туда, где лес рубят. Лесорубы там сейчас живут?
— Нет, они теперь у реки рубят. А плохого им не сделаем? — с тревогой спросил Абкадыр.
— Нет…
Внизу река несла бревна. Ветви обрублены, блестят белые разрезы.
Могусюм уже давно заметил, что по Инзеру плывет лес. Богатство Урала уходило вниз по реке.
— А когда твой отец маленький был, русские тут были? — спросил Могусюм.
— Были! — отвечал Абкадыр. — Прадедушка наш продал тот лес, где теперь завод. Это наше место было.
— Не жалко было леса?
— Нет, он не обижался.
— Почему?
— Ты же знаешь, какая тут жизнь была! Тогда было не так, как теперь. Ведь ты подумай, какой тут был лес. И жили дедушка с братьями, и больше никого не было. И у них ничего не было, они только охотились. А вот приехали люди и привезли разные вещи. И люди стали строиться и делать железо.
Могусюмка когда-то расспрашивал об этом же своего деда. И дед и отец уверяли, что никто не обижался, очень довольны были, когда к ним пришли русские и поселились, охотно уступали землю, отдавали за бесценок.
— Никогда не думали, что будут потом теснить и обижать, — продолжал Абкадыр.
— И цены не знали на землю?
— Конечно, не знали. Тогда у нас не было железа, спичек, материи. Правду говорю, не вру, рады были… Потом были восстания и казни, сам знаешь… А может, ты тут задержишься? А мне надо домой. — Абкадыру не хотелось встречаться с лесорубами. — Ведь меня дело ждет.
Могусюмка не ответил. Абкадыр не решался больше беспокоить его и послушно ехал следом. С Могусюмкой страшновато, но покинуть его нехорошо.
Глава 11
ЛЕСОРУБЫ
Шагах в двухстах от речки, у слабого ручейка, из леса, крытого дерном, устроен шалаш. Здесь живут лесорубы. Могусюмка, Муса и Абкадыр подъехали тихо и спрыгнули с коней. Мужики, сидевшие у костра, увидели их сразу всех троих вместе с конями и вскочили встревоженно.
— Здорово! — серьезно, но мирно сказал Могусюм по-русски.
Лесорубы ответили ему. Их было только четверо, все с бородами и в лаптях.
— Лес рубите? — спросил Могусюмка, присаживаясь к костру.
— Рубим…
Лесорубы потеснились у костра, пригласили приехавших садиться.
— Много леса сегодня нарубили?
— Как же, много. Старались! — ответил молодой мужик, видимо, желая обрадовать гостей.
— А какое тебе-то счастье? — спросил пожилой коренастый мужик с бородой во всю грудь, с карими глазами.
— Конечно! Чего жалеть! — с притворным безразличием ответил Могусюмка, но бородач уловил насмешку.
Мужики заметили, что это не простой башкирин. Понемногу разговорились. Рабочие жаловались на низкие заработки. Потом пошли рассказывать разные побасенки и забавные случаи.
Могусюмке понравился коренастый, широкоплечий рабочий с сединой в бороде. Он сказал, что зовут его Петр, а фамилия Шкерин. Шкериных много было и на заводе, и в Николаевке, и даже у Гурьяна есть один братан Шкерин.
— Вот, ты говоришь, что много леса вырубил? — спросил его Могусюмка.
— Да, порядком…
— А чей это лес, знаешь?
— Как же. Знаю. Казенный! — молвил другой молодой мужик, в то время как старшие приумолкли.
— Нет, это лес наш!
— Чей же?
— Башкирский, — раздраженно сказал Муса, долговязый и худой, со скуластым небритым лицом и русыми усами.
— Да ведь разве ведомо, чей тут лес? — заговорил Петр Шкерин. — Это не наше дело!
— Нам как велят — мы рубим, — подтвердил другой бородач, маленький и курносый.
— Лес заводской. Планы есть, по ним известно, чей лес, — вдруг тихо и безразлично молвил до того молчавший длинноволосый мужик, с мохнатыми бровями, с длинной, пегой бородой. Из этой массы волос выглядывал толстый, бугроватый нос.
— Больше тут работать не будете. Завтра уходите отсюда, — сказал Могусюмка.
— Мы, пожалуй, и уйдем, — сказал Шкерин, — да ведь взыщут! Мы сами темные.
— Кто взыщет? — спросил Могусюмка у рабочих.
— Сидор Моисеич, десятник наш, — ответил Шкерин. — Да вы кто такой будете, как ему сказать?
— Скажи, Могусюм сказал, что тут урман рубить никто не смеет!
Мужики в страхе переглянулись.
Про Могусюмку и они слыхали. Все посторонились, давая гостю побольше места у костра. Длинноволосый подобрал полы своего армяка: видно, и он струхнул. Курносый заулыбался заискивающе.
Лес вокруг был темен и грозен. Угроза Могусюмки — темней леса.
— Мы, пожалуй, ушли бы, — молвил Шкерин, — да, видишь, Сидор утром приедет.
Могусюмка не ответил.
Вскоре он поднялся. Муса подвел лошадей. Башкиры вскочили в седла и ускакали.
Мужики еще надеялись, что дело обойдется. Не могут башкиры лишить их заработка. Но утром они посоветовались и решили уйти.
Рабочие собрали вещи, взяли топоры и вереницей двинулись по бревенчатой гати, которая проложена была на топкой, кочковатой земле среди стен елового леса и уходила вниз, к речке. Там стояла лодка.
В это время из леса выехали башкиры. Могусюм приостановил коня у потухавшего костра. Он понимал, что бородачи ни в чем не виноваты. Лес остался такой же, как всегда, дремучий, седой, с косами седых мхов на елях, а не радовал. Даже как-то жаль стало, что люди ушли.
Вспомнил, что вечером вместе сидели у костра, рабочие жаловались, что плохо живут, им не платят вовремя, обсчитывают, хлеба нет. Никакого зла ни к лесу, ни желания обидеть, унизить башкир у этих людей незаметно. И вот они ушли, стало пусто.
Башлык услыхал какой-то шум, голоса снизу, куда покатой лестницей ушла гать.
— Еще одна лодка подошла, — сказал Муса.
— Сидор приехал! — молвил Абкадыр озабоченно.
Вскоре на гати появились рабочие. Они шли обратно.
Впереди шагал бритый мужик в рубахе, подпоясанной ремнем.
— Ты какое имеешь право сымать людей с дела? — спросил он у Могусюмки.
Могусюм понял, что это явился Сидор.
Могусюмка вместо ответа тронул коня и наехал на десятника. Тот споткнулся и упал.
— Ты что, сволочь? — живо поднялся Сидор и с силой рванул узду.
Могусюмка спрыгнул.
— Зачем коня трогаешь?
— Хватай его, братцы! — хрипел десятник.
— Лес не твой! Какое право имеешь рубить? — тряся Сидора за ворот, сказал башлык.
— Ты что? Что хочешь? — хрипел Сидор.
— Нет, слышь, ты не разбойничай, — подступил молодой бородач.
Сидор вырвался и, ни слова не говоря, побежал по бревенчатой дороге к берегу.
— Кидай топоры! — приказал Могусюмка лесорубам.
У Сидора был такой вид, словно
