видели лебедей? Нет, не в зоопарке или в городском парке, а на воле, когда эта величавая птица плывет по тихой глади воды. Это было великолепное зрелище.
Севшие на воду птицы, были немного меньше знакомых мне лебедей, и тоже белые. Но белизна эта была какой-то призрачно-сверкающей. Меня охватил восторг от одного вида этой прекрасной пары.
Я так залюбовалась ими, что даже не заметила, как рядом появились Яр с Эдрином.
— Вета, — тихо-тихо спросил Яр, — а зачем тебе лук? Ты же не цапу пришла стрелять?
— Цапу? Вот как они, оказывается, называются… — так же тихо отозвалась я.
— Да. Это очень редкая птица. Говорят, что тех, кто увидел цапу, ждет долгая и счастливая жизнь. А увидеть пару, это вообще из области невозможного. Одна такая птица живет в пруду королевского дворца. Но она уже очень старая.
А птицы, тем временем, проплыв мимо нас по широкому полукругу, взмахнули крыльями и взлетели, практически сразу исчезнув, словно растворившись в воздухе.
— Куда они делись? — закрутила я головой, пытаясь высмотреть только что взлетевших птиц.
— Их не видно в воздухе, — тихо сказал Яр, с мечтательной улыбкой на губах, а потом, словно вспомнив о чём-то важном, нахмурился, и повторил свой вопрос, — А зачем тебе лук? Вы же с Эдрином, вроде, за ужином пошли?
— Как это — зачем? Хочу крысу подстрелить.
Вот тут Яр удивился по-настоящему.
— Вета, а Эдрин разве не сказал тебе, что крыс нельзя стрелять?
А вот здесь рассердилась уже я.
— Знаешь, Яр, ваши шутки меня уже не веселят. Почему нельзя?
— Так, Вета, — Яр снова стал серьёзным, — сначала давай договоримся. Больше никакого Яра, только Старик. Я для тебя — Старик, и все. Это важно. Уяснила?
Я, молча, кивнула головой.
— А стрелять крысу, — продолжил он назидательным тоном, — нельзя. Во-первых, крыса сбегает быстрее, чем до неё долетает стрела, а во-вторых, у них, сразу под кожей, слой ядовитого жира. Когда стрела пробивает шкуру, то яд попадает в мясо, и… Дальше рассказывать?
— Нет, — сердито ответила я.
— Эй, Старик, Вета, заканчивайте спорить, я уже поймал нам ужин.
И, правда, пока мы с Яром любовались на птиц и разговаривали, Эдрин не терял времени, а умудрился поймать трёх зверьков. Вот, как он так?
— Вета, он магию применяет, — одними губами пояснил мне Яр. То есть — Старик.
— А-а…
Вот теперь мне стало все понятно. Ну, конечно, магию.
— Так чего ж ты мне голову морочишь?
— Не слушай его, Вета, — рассмеялся Эдрин, — я просто их усыпляю.
Странно, Старик говорит, что я сильный истинный маг, и это значит, что я из тех, кому магические линии были не нужны. А вот крысу я поймать не могла. Не получалось у меня тихо и аккуратно надеть петельку на шею дичи, она у меня сбегала от первого же движения. А вот Эдрин смог. Причем не одну…
— Он просто затормаживает их на время. Эдрин — маг-фаун. Это у него семейный дар. Он очень редкий, поэтому об этом никому ни слова, — прошептал едва слышно, одними губами, Яр, то есть, Старик, и прижал палец к губам.
И тут, у меня опять мурашки поползли по коже, вдруг, что-то запело внизу живота, и мне просто захотелось утонуть в этих голубых лукавых глазах, прижаться к этому сильному телу всей собой. Всей, всей, без остатка, и почувствовать его мужскую силу.
Ой-ё-ёй, Светка, и куда это тебя опять понесло? А на душе…
На душе скребли кошки. Ну почему, почему именно меня, а не какую-нибудь другую девчонку перенесло в этот мир? Почему именно меня? Жила бы сейчас дома, кушала бабушкины пирожки и отдыхала. А тут — вляпалась «по самое «не могу» в этого парня. Да, стоило признаться, хотя бы самой себе, Яр мне определенно нравился. Очень.
В этот мир меня вернул голос Яра.
— …пошли ужинать. И спать. Завтра вставать рано. Дорога длинная. А с тебя ещё и дрова для костра. Только от бивака далеко не уходи.
— Ладно, дрова — так дрова.
Не знаю, где я взяла силы, чтобы отвести от этого красавчика взгляд, но я их нашла. Потупила глазки, выдохнула и отправилась собирать хворост.
А ночь мне приснился сон…
Я сижу с маленькой принцессой на ковре, и она старательно строит из кубиков башню. Я вижу только ковер, раскиданные кубики и строительство башни, а башня все выше и выше, и вот принцесса встаёт на цыпочки, и тянется всем телом, чтобы поставить очередной кубик. Башня, как у всех детей — кривоватая, кубики стоят неровно, и, кажется, что она вот- вот упадет. Но башня стоит, принцесса пытается поставить очередной кубик, и все это застыло, словно картинка. Вдруг, я услышала звуки голосов, и замерла, боясь пошевелиться.
— Дилай! — раздался приятный мужской баритон. — Что тебя беспокоит? Ты в последнее время сама не своя.
Я еще не слышала этого голоса.
— Эрлих, — взволнованно ответил женский голос очаровательным контральто, — ты и сам все понимаешь. Все пошло совсем не так. Мы рассчитывали получить из девочки сильного мага, а получили ребенка, в котором едва тлеет искра магии. Ты прекрасно понимаешь, что это значит.
Эрлих? Неужели это тот самый таинственный Эрлих, о котором все столько говорили?
И как он её назвал? Дилай?! Но, ведь так зовут вдовствующую королеву. Значит, сейчас мы с принцессой в королевских покоях, и она еще совсем маленькая. А ещё это значит, что её мама пока жива.
— Да, дела обстоят хуже некуда. Велисы теряют силу. Мы не знаем, что твориться в двух наших провинциях. Еще с двумя — вот-вот потеряем связь. Но, Дилай, я уверен, тебя беспокоит что-то совсем другое. Что? — задал вопрос Эрлих.
— Меня волнует, где мы просчитались? Мы очень рассчитывали, что девочка будет сильным магом.
— Да, наши расчеты не оправдались, но еще не все потеряно. У твоей пра-пра-бабки магия проснулась лишь в 16 лет.
— Эрлих, это всё байки для прислуги. Магия у нее была с рождения, но почти на нуле. Всё, что Кайлай могла сделать, это разжечь свечу. А в 16 лет её возили к Серебряному омуту. Именно тогда и была создана эта байка. Но ты можешь этого и не знать …
— Я всегда думал, что Серебряный омут — это сказка.
— И этот человек — мой министр, моя опора, моя надежда, в конце концов, — Дилай тихо вздохнула, — моя тайная любовь.
— Дилай, если Серебряный омут не сказка, почему ты не отвезла туда свою дочь, не отвезешь туда Илай?
— Не все так просто. Пройти к