полка.
* * *
В последующие дни полк, по приказу командующего армией генерал-лейтенанта графа Витгенштейна, отступал в арьергарде, прикрывая отход армии к Вильно и тревожа противника непрерывными кавалерийскими налетами на передовые части. 16 июня разъезд Шемета наткнулся на неприятеля в семи верстах от Двельтова и немедля донес Витгенштейну, расположившемуся в Вилькомире.
Дважды эскадрон, возглавляемый ротмистром Кемпфертом, опрокидывал неприятельские колонны, но каждый раз отступал по приказу Кульнева, не спешащего ввязываться в бой до перехода Свенты основными силами.
Фланкеры, под командой штабс-ротмистра Остроградского, рассыпались по направлению к противнику. Поручикам Белявскому, Постерсу и Сенину было доверено командовать группами конных стрелков. Войцех с легкой завистью проводил друга взглядом, разворачивая свой взвод в сомкнутый строй. Впрочем, Кемпферт поставил их в первые ряды эскадрона, и надежда уже в первом бою стяжать себе толику славы не оставляла корнета.
Когда вся пехота перешла на левый берег реки, эскадроны двинулись в атаку. Батальоны с двух сторон ударили на неприятельскую пехоту, опрокинув ее и отогнав на версту от Свенты. Войцеху, летящему впереди эскадрона, так и не пришлось на этот раз обагрить свою саблю французской кровью, кони сами смяли ряды противника и понеслись вперед, гоня перед собой вопящих от ужаса французов. Рядом с корнетом скакал ротмистр, с каждым мигом всё бледнея в лице, еще в самом начале боя пистолетная пуля попала ему в ногу. Войцех, заметив, что командир чуть не падает с коня, придержал Йорика, пытаясь придти к нему на помощь.
— Оставьте, корнет! — сорванным голосом прохрипел Кемпферт. — Гоните их! Гоните!
Но в этот миг трубач заиграл отбой. Кульнев, убедившийся, что армия оставила Вилькомир, дал приказ отходить.
* * *
После Вилькомирского дела полк, следуя за корпусом Витгенштейна, продолжал отходить, и 29 июня, пройдя по левому берегу Двины, остановился напротив Дрисского укрепленного лагеря. 3 июля Кульнев выслал на рекогносцировку сотню казаков и Гродненский полк под командой подполковника Ридигера. Ридигер со своими гусарами подоспел, когда казаки уже выбили неприятельские аванпосты из Друи, следуя за ними до села Оникшты, где расположилась французская бригада.
Войцех с нетерпением наблюдал, как французы, заметившие русских фланкеров, погнались за ними до самых песчаных горок, у которых находились основные силы полка.
— В карьер! — раздался зычный голос Ридигера. — Марш-марш!
Четыре эскадрона бросились на неприятеля, погнав его к деревне Литишки, где французы, собравшись, перестроились в четыре колонны, развернувшиеся навстречу мчащимся на них гусарам. Неприятельская конница расположилась на горках за глубоким крутым рвом, впереди деревни.
Ридигер разделил полк на три части, и подполковник Силин повел четыре эскадрона второго батальона через яр, первый батальон атаковал выстроившиеся в линию два французских полка с флангов. Генерал Сен-Женье, командовавший французской бригадой, приказал части конных егерей спешиться, и они открыли огонь по наступающему батальону Силина.
Кульнев, присоединившийся к полку, наконец, дал сигнал решительной атаки. Песчаная равнина вздрогнула под копытами двух тысяч коней, густая пыль взметнулась вихрем, воздух наполнился звуками труб и боевым кличем мчащихся на врага гусар.
* * *
Ярость клокотала в горле, горячим дыханием обжигала грудь. Войцех отчаянно рубился с выехавшим ему навстречу французом, сабли свистели, рассекая воздух, сшибались с оглушительным лязгом, звенели тревожным набатом. Йорик, перебирая тонкими ногами, чувствовал каждое движение колен всадника, словно в манеже вынося седока на выгодную для удара позицию.
Дважды французский клинок мелькнул у самого лица Шемета. Дважды Йорик, почувствовав опасность, грозящую седоку, отпрянул в сторону, выводя Войцеха из-под удара. Грохот битвы, пистолетные выстрелы, лязг сабель, французская и русская брань доносились до корнета, словно сквозь вязкий туман, пыль, взметавшаяся от конских копыт, закрывала от него общую картину сражения, и только стремительные взмахи вражеской сабли приковывали к себе взор.
Француз нанес рубящий удар сверху, сабля со страшной силой опустившаяся на луку седла, на мгновение застряла в ней, и Войцех с размаху разрубил плечо противника. Кровь из задетой ударом шеи хлынула фонтаном, теплая струя окатила грудь Шемета, обрызгав разгоряченное лицо.
«Пропал доломан, к чертям пропал», — мелькнула шальная мысль, и Шемет развернулся, выискивая себе нового противника. Француз, которого он сразил, уже рухнул с коня под ноги Йорику, чудом успевшему перескочить через труп.
Французский капитан, разъяренный смертью своего товарища, бросился на Шемета, на полном скаку взмахнув саблей. Кони сшиблись грудью, Йорик покачнулся, но устоял. Окровавленная сабля Войцеха со звоном встретила удар, чуть не вывернув корнету кисть. Йорик заржал, пытаясь укусить вороного французского жеребца, капитан, пытаясь одновременно удержать коня и увернуться от замаха сабли Войцеха, покачнулся в седле, выпустив узду. Шемет ударил француза плечом, сшибив его с лошади. Тут же соскочил на землю, приставил острие сабли к груди не успевшего опомниться противника.
— Сдаюсь! — француз бросил саблю к ногам Войцеха. — Я — капитан Мате и ваш пленник, господин корнет.
— Возвращайтесь в седло, мсье, — кивнул Войцех, забирая пистолеты из седельных сумок капитана.
Кольцо гусарских эскадронов уже сжалось вокруг французской бригады, приведенной, к тому же, в изрядное замешательство, поскольку не только Войцеху повезло захватить пленного. Корнет Глебов отличился в тот день, захватив самого генерала Сен-Женье. Французы, окончательно смятые Гродненскими гусарами, после отчаянного сопротивления бросились врассыпную по направлению к деревне Черновой.
Вся дорога от берега Двины и до самой Черновой была усеяна трупами. Поражение, нанесенное французам, было полным. Но Кульнев, узнав от пленного Сен-Женье, что большие силы неприятеля движутся по направлению к Друе, отказался от преследования и приказал полку вернуться в Дрисский лагерь.
Войцех возвращался в лагерь, ведя в поводу коня своего пленника. Сенин, потерявший друга из виду в гуще боя, подъехал к нему.
— Да ты весь в крови, Шемет! — с тревогой заметил он. — Уж не ранен ли?
— Я-то цел, — вздохнул Войцех, — да вот доломан… Как думаешь, Онищенко сумеет его отчистить? Ведь провоняет весь. А другого у меня нет, только парадный.
— Странный ты, Шемет, — усмехнулся Сенин, — но, кажется, я тебе уже об этом говорил.
Бой под Клястицами
С третьего по семнадцатое июля отряд Кульнева медленно отходил, прикрывая отступление Первого отдельного корпуса графа Витгенштейна. Арьергард продолжал беспокоить французов неожиданными налетами и лихими кавалерийскими атаками, неизменно возглавляемыми Гродненским полком. К середине месяца на счету полка был десяток пленных офицеров и почти две тысячи нижних чинов. Не считая захваченного обоза с боеприпасами и провиантом.
Бивак каждую ночь разбивали на новом месте. Пока Онищенко ставил палатку для своих офицеров, Войцех лично чистил скребницей и щеткой Йорика и Супостата, серого жеребца с
