– Тогда смотри на меня.
Черные ресницы Кати затрепетали. Она медленно открыла глаза. Приподнялась на локтях и уставилась прямо туда, где он пульсировал, прижавшись к ее влажным складкам. Вообще-то он не этого добивался. Но так было даже лучше. Дима шевельнул бедрами, приставил головку к входу.
– Дима… – выдохнула она, поймав его напряженный взгляд. – Дима…
И вот тогда, уверенный в том, что она все понимает правильно, Дима в нее и вошел. Толкнулся, отступил, и снова, и снова… Трепыхаясь в прочных сетях сансары, но даже не догадываясь, как близко его освобождение. Готовый к чему угодно, но только не к тому покою, что он ощутит, когда схлынут волны удовольствия. Стихнет ее надсадный крик и собственный внутренний голос, назойливо нашептывающий, что его счастье – крадено.
– Успел? – лениво поинтересовалась Катя, задевая губами Димин бок по мере того, как вместе с дыханием расширялась и спадала, и снова расширялась его грудная клетка.
Дима приподнялся на локте. Скользнул пальцами по лужице, оставленной на ее животе, и уверенно кивнул.
– Не разучился, значит? – поддразнила Тушнова Катя, улыбаясь уголками губ.
– Шутишь? Это была премьера!
– Ты что, никогда раньше не…
– Нет. Я был не слишком разборчивым, Катерина и боялся подхватить какую-то дрянь.
– И что случилось потом?
– А потом я понял, что в жизни полно других удовольствий, – отделался полуправдой.
– Например, брокколи? – Катя смешливо поморщилась.
– Ты имеешь что-то против брокколи? – прорычал Дима, угрожающе над ней нависая.
– Ты знаешь, я так проголодалась, что сейчас бы слопала все что угодно.
– Ну, раз я пробудил твой голод, то мне тебя и кормить! – заявил Тушнов, прытко вскакивая с кровати. – Но сначала нам не помешает освежиться. Давай наперегонки.
И он правда рванул к двери, ведущей в патио, словно им было лет по восемь. Не желая уступать, Катя ринулась следом, но, конечно, обогнать Диму у нее не получилось. Он уже нырнул в бассейн. И теперь совершенно бесстыже плыл под водой, сверкая голым поджарым задом. Недолго думая, Катя разбежалась и сиганула в воду, подняв в воздух тысячи хрустальных брызг. Если днем вода была теплой, как парное молоко, то к вечеру она и впрямь бодрила.
Катя вынырнула. Вокруг ее талии тут же сомкнулись Димины руки. К спине прижалась его горячая грудь, а ушка коснулись губы:
– Ну, что, пойдем ужинать? Или еще немного поплаваем?
Он был снова возбужден. Катя задрожала.
– Я за…
– За ужин? Или за заплыв? – усмехнулся Тушнов, поворачивая её лицом к себе.
– Да… – пролепетала снова, ничего не прояснив. Губы приоткрылись. Соски напряглись, выступая над подсвеченной водой двумя спелыми вишнями.
– Запрыгивай. Я тебя покатаю.
Катя нерешительно коснулась предплечий Димы ладонями. А он ее приподнял. Заставляя обвить свои бедра ногами.
– Кажется, кто-то снова хочет сладкого.
–Ну, не знаю. Я еще не пробовал.
– Чего?
– Тебя на вкус.
Может быть, он хотел ее этим смутить. Но Катя была не из робких, несмотря на то, что у нее за всю жизнь до Тушнова был всего один партнер.
– Говори, если захочешь устранить это недоразумение, – жарко прошептала она, медленно на него опускаясь.
– Непременно. А ты?
– Что я?
– Попробуешь меня?
– Если у тебя останутся силы.
– Сомневаешься? – рыкнул Дима, резко врезаясь и отступая тягуче-нежно.
– Кто вас, вегетарианцев, знает?
Заканчивал он хохоча. После долго целовал ее горящие, покрытые не то водой, не то испариной щеки. До безумия ей благодарный. За счастье, что она подарила. Но одновременно с этим и настороженный. Это счастье был так зыбко, что его мог спугнуть звонок телефона.
– У вегетарианцев вкусней, – усмехнулся он, выбираясь на сушу.
– Серьезно? Откуда такая уверенность? Мы же вроде сошлись на том, что ты не по мальчикам.
– Ай, да ну тебя!
– Нет, я серьезно, Тушнов. Чем докажешь? Неужто проводились какие-то исследования? И дегустатор был? – дразнила его Катя. Она не соизволила даже вытереться. И теперь пятилась в сторону патио, одетая лишь в брызги воды и лунный свет. Он опять ее хотел. Будто ему не сорок, а, по меньшей мере – шестнадцать.
– Ну, это как у коров, знаешь? Если будешь кормить их грушами, получишь грушевое молоко.
– Ты это сейчас придумал?
– Да нет же! Это чистая правда. Мамой клянусь! – вспомнил некстати Вагана и добавил вызывающе: – Ну, хочешь, прямо сейчас попробуй.
– Вот еще! Если мы все сегодня переделаем, на завтра ничего не останется. А у тебя день рождения, между прочим. Я помню…
– Мы же договаривались только о «здесь и сейчас», – осторожно напомнил Дима.
– Здесь – это на острове, – усмехнулась Катя.
– Предлагаешь что-то вроде совместного отпуска?
– Не знаю. В этом направлении я не думала. Но… если тебе ничего не мешает, почему бы и нет?
Глава 11
Катя действительно не строила никаких планов. О чем говорить, если еще в начале вечера она пребывала в абсолютной уверенности, что Тушнов гей, а до этого – весь день изводила себя мыслями об измене мужу? Теперь и то, и другое казалось смешным. Смешным и таким глупым. Тушнов – гей. Ну, чем она вообще думала? Да от него исходила настолько плотная самцовая аура, что просто валила с ног. И даже сейчас, после двух сильнейших оргазмов, заставляла сладко сжиматься потаенные мышцы внизу живота.
Что же касается предательства, наверное, по этому вопросу Катя договорилась с собственной совестью еще на берегу. Когда пришло осознание, что ей смертельно хочется другого. Так хочется, что она бы не нашла в себе сил отказать, если бы тот пожелал ее. Вот тогда было больно. И мучительно стыдно. Катя чувствовала себя такой виноватой… Это с одной стороны. С другой же – она понимала, как лицемерны и неправильны эти чувства. В конце концов, если она до сих пор не отправилась вслед за мужем, если у нее даже мысли не возникло покончить с собой, чтобы только быть с ним, значит, она выбрала жизнь. И поэтому было бы намного честней проживать ее, а не бежать со всех ног от любых ее проявлений.
– Только на время, что я здесь, – твердо обозначил Дима, глядя ей прямо в глаза.
– Боишься, что я буду тебя преследовать, вернувшись домой? – Катя обхватила его за пояс руками и смешно наморщила нос.
– Нет. Просто хочу быть честным. Чтобы ты до конца поняла – там у меня совсем другая жизнь.
