она в ярости ищет новую жертву и оказывается так близко, что ружья буквально упираются в ее длинную косматую шерсть. Одновременно раздаются выстрелы восьми или десяти ружей, и самка падает на землю.
Но самец, более грозный, стоит, и где эти восемь или десять ружей, чтобы нанести ему последний удар? В руках осталось только четыре заряженных ружья; большинство тех, кто успел схватить ружья, инстинктивно бросились к самке, напавшей на мальчика. Но эти четыре ружья защищают палатку, в которой находятся сеньора Виллануэва и ее дочь. Нет надобности говорить, что эти защитники: дон Эстеван, Роберт Трессилиан, его сын Генри и гамбусино. Защита надежная, потому что, помимо ружей, они вооружены ножами и двуствольными пистолетами.
Они набросили плащи и темную одежду на палатки, чтобы сделать их менее заметными, но медведь как будто охвачен мстительным намерением напасть именно в этом направлении и идет прямо к палатке.
– Позвольте мне выстрелить первым, сеньоры, – просит Втисенте. – Я буду стрелять с колена, и моя пуля может заставить его повернуться; тогда стреляйте ему в бок и цельтесь ниже плеча.
Говоря это, гамбусино опускается на одно колено, поднимает ружье к плечу – и вовремя, потому что медведь уже в десяти шагах от него. Громкий выстрел, клок шерсти вырывается у медведя с правой стороны шеи: Висенте попал туда, куда хотел, и его план сработал: медведь повернулся, чтобы укусить раненое место, и следующие выстрелы пришлись ему в бок. Пули из четырех ружей со вдвое большим количеством пуль, образовали неправильный круг размером с человеческую голову. Ни пистолеты, ни ножи, ни другое вспомогательное оружие не понадобились: не успело прекратиться эхо выстрелов, как медведь испустил последний вздох.
Глава XVII
Новая погоня за Крестоносцем
Сцена, полная действия и возбуждения, заняла, однако, совсем немного времени: прошло едва две минуты с того момента, как гризли показались на краю поляны, и теперь они лежат мертвыми – жертвы собственной свирепости.
Все могло кончиться по-другому, и часто в подобных обстоятельствах так и кончается. Известно немало случаев, когда с десяток обитателей лагеря становятся жертвами безумной ярости одного-единственного гризли. К счастью, все шахтеры попали в цель – несомненно, потому, что стреляли с очень близкого расстояния: толстая прочная шкура этого животного почти пуленепробиваема: однажды медведь был ранен дюжиной пуль и унес их с собой.
Очевидность опасности и невозможность сбежать от нее придали шахтерам храбрость отчаяния и сделали их бесстрашными при нападении; иначе они могли бы стрелять в зверей с дальнего расстояния и промахнуться. Тем не менее ущерб большой, и вслед за выстрелами звучат плач и крики: женщины собрались вокруг тела единственной жертвы ярости животных. Мальчик изуродован, параллельные все еще кровоточащие разрезы на груди – следы когтей и большая рана на шее, куда пришелся первый удар.
– Esta Pablito Rojas! – крикнул кто-то, назвав имя мальчика. И сочувственный хор подхватил: – Pobre! pobre-ceti! [Это Паблито Рохас! Бедняга! (исп.)]
Но один человек не принимал участия в этом изъявлении горя – Генри Трессилиан. Его больше нет в лагере, потому что, как только был убит второй гризли, юноша, удивив всех, вернулся на наблюдательный пост. Среди удивившихся Гертруда: ей показалось странным, что он не задержался, чтобы высказать слова сочувствия. Он только произнес кличку своего коня, которая хорошо известна девушке, и ушел
Теперь с прежней точки он снова видит Крестоносца, который стоит на прежнем месте и, по-видимому, остается незамеченным. Это больше, чем ожидал Генри, но у этого есть причины: вероятно, крики и стрельба наверху на время отвлекли индейцев. Но долго это не продолжится, и хозяин Крестоносца считает мгновения до момента, когда лошадь увидят и погонятся за ней.
И проходит этих мгновений немного. Почти сразу после возвращения на свое место он замечает, что группа всадников, человек шестьдесят, движется вдоль утеса; движутся они не поспешно, не в смятении, а неторопливо длинной линией, которая растягивается по ллано.
Крестоносец тоже их видит и реагирует спокойно; вдоль ручья растет свежая трава, которая занимает его на время. Очевидно, что он причина передвижения индейцев, хотя они не направляются прямо к нему, очевидно, хотят окружить.
Почему он позволяет, чтобы его окружили и так легко смогли приблизиться? Такие вопросы задают себе стоящие наверху шахтеры: караульные вернулись на пост, и с ними пришли другие зрители.
Один из них говорит:
– Он не позволит захватить себя в ловушку. Скорее в ней окажутся индейцы. Смотрите! Они начинают это понимать!
Это говорит Педро Висенте, показывая на длинную линию всадников.
Цепочки всадников направлялись на запад, приближаясь к ручью; но, приблизившись к нему, они неожиданно, словно в удивлении, останавливаются. Потом все резко поворачивают и движутся назад, на восток, галопом скачут к лагерю. Они обнаружили, что через ручей невозможно переправиться.
– Эта лошадь – настоящий demonio, – говорит Педро Висенте. – Она, должно быть, знала, что они не смогут перейти разбухший ручей, иначе не стала бы вести себя так и стоять на месте. Но они еще не отвязались от нее. Смотрите: они обходят озеро.
Именно это делают индейцы, направляясь к тому месту, где у входа в расщелину начинается озеро. Впадающий в озеро ручей они пересекают без труда: как только кончился дождь, ручей вернулся к своему обычному состоянию, превратившись в мелкий ручеек.
Как мрачное, неприятное зрелище, проходит перед взглядом Генри Трессилиана когорта дикарей, один ряд спускается за другим и исчезает из вида, пока на равнине внизу не остается ни одного живого существа, кроме самого Крестоносца.
Следует долгий интервал без событий. Проходит почти час. Крестоносец продолжает спокойно пастись, переходя с одного места на другое. Индейцев все это время не видно, и ни звука не доносится с того направления, в котором они исчезли.
Но вот звук раздается – резкое ржание черного коня; он поднимает в воздух гриву, отступает по дуге и стремительно уносится, как будто убегает от наступающего врага; и тут же показывается и этот враг – из-за основания утеса выезжают один за другим несколько всадников, все они скачут галопом.
Крестоносец скачет вниз по течению параллельно ручью, как бежал и раньше от тех же самых преследователей. Кажется, сейчас они не смогут его догнать, потому что он с каждым прыжком, даже не напрягаясь, увеличивает расстояние. Но что это?
– Santos Dios! Они опередили его. Milraya! Какая жалость!
Это снова восклицает гамбусино, видя впереди еще одну группу всадников, направляющуюся к ручью с явным намерением перехватить коня.
Крестоносец тоже их видит, они совсем близко от него; отказываясь от прежнего направления, он
