на мои возражения, он хватает меня за запястья и настойчиво тянет к себе.
У меня начинает гореть лицо – так сильно, как это вообще может быть на танцполе в окружении толпы, пива и кожзама. Я чувствую, что наконец теряю жалкие остатки самоконтроля, который пыталась сохранять весь вечер, и все мысли о рейтинге Тома в списке бестселлеров «Нью-Йорк Таймс», о прибыли «Пеннингтона» и тяжелой экономической обстановке в мире покидают мой разум. Я как двухлитровая бутылка газировки, которую слишком долго трясли, и теперь она взорвется, хоть закрывай крышку, хоть нет.
Я собираюсь дать ему отпор, и не важно, что он завтра скажет Жизель (которая меня убьет), Уильяму или даже миз Пеннингтон, как вдруг чувствую, что кто-то подходит к нам и берет Тома за руку.
– Думаю, уже достаточно, – говорит Уильям, и при виде него у меня буквально отваливается челюсть.
Он по-прежнему одет в синий костюм и бежевые оксфорды, но выглядит по-другому – менее собранно, чем уравновешенный профессионал, которого я видела с утра. Его галстук сбился, идеальные стрелки на идеальных синих брюках исчезли. Мне даже кажется, что к подошве его ботинка приклеилась жвачка и кусок бумаги. Судя по внешнему виду, он устал. Но в его честных голубых глазах есть ледяная суровость, которая говорит о готовности продержаться до утра.
Том делает шаг назад, явно заметив то же, что и я.
– Мы просто веселились, – говорит он, натянуто смеется и поворачивается ко мне. – Правда, Саванна? Мы просто хорошо проводили время.
Я округляю глаза и перевожу взгляд с Тома на Уильяма, не зная, что сказать. Уже собираюсь открыть рот и выдать самый лучший уклончивый и в то же время профессиональный ответ, но осознаю, что это необязательно.
Уильям подходит к Тому, полностью загородив меня от него. Я стою и смотрю на синее море пиджака своего босса, пока у нас над головами проплывают разноцветные лучи.
– Вас все равно ждет на улице убер, – хладнокровно произносит Уильям. – Он отвезет вас, куда вам надо.
– Но… Саванна собиралась проводить меня в отель. И мы хотели обсудить мою следующую книгу.
– У меня хорошая новость, Том. С радостью сообщаю вам, что вас повысили. Теперь я ваш редактор, но, к сожалению, у меня нет времени на танцы. Спокойной ночи.
На несколько секунд я застываю за спиной Уильяма, словно вросшего в танцпол, и едва дышу из-за того, что услышала. Он правда это сказал? Он правда это сделал? Ради меня?
Когда он наконец оборачивается, Тома и след простыл.
Я оглядываюсь, но вижу вокруг нас лишь множество танцующих медленный танец пар.
Пары, переливающиеся лучи стробоскопа и, что самое главное, никакого Тома.
Я смотрю на лицо Уильяма и впервые за весь вечер чувствую, как мои плечи расслабляются. Я наконец выдыхаю. И во мне поднимается смех. Бурлящий поток пережитого волнения, облегчение и невозможность поверить в то, что только что произошло. Само воспоминание о шоке на лице Тома – это уже слишком.
А вот лицо Уильяма по-прежнему хладнокровно, и он продолжает смотреть на дверь с мрачным и, честно говоря, изнуренным видом.
Я не могу сдержаться и тихонько смеюсь, от чего у меня сотрясаются плечи.
Уильям поворачивается и смотрит на меня так, будто впервые заметил. Выражение его лица меняется. Морщина на лбу становится глубже.
Теперь он явно обеспокоен уже не тем, ушел ли некультурный, распускающий руки мужчина, а тем, что его странная миниатюрная подчиненная смеется в центре танцпола.
– Поверить не могу, что вы это сделали, – говорю я, подавляя новый приступ смеха, зарождающийся у меня в животе. Босс он мне или не босс, я ничего не могу с собой поделать.
Несколько секунд он просто смотрит на меня, слегка хмурясь, будто встретил какое-то маленькое причудливое создание и пытается его понять.
– Поверить не могу, что ты с ним вообще танцевала.
Поток смеха останавливается.
Он ведь не собирается обвинить в этом меня?
– Вы же велели развлекать наших авторов, – отвечаю я. – Вы сказали, что просто необходимо показать им, как они важны.
– Да, но не до такой же степени, – говорит он, запуская одну руку в каштановые волосы, а другой указывая в сторону двери. – Ради бога, Саванна. Ты наверняка знаешь, что это никогда не бывает настолько необходимо.
Я пораженно осознаю, что он говорит это с упреком, будто было очевидно, что в мои обязанности не входит общение с Томом. Будто его раздражает, что теперь ему приходится брать под свое крыло новых редакторов и нянчиться с ними вместо крутых, дерзких и самодостаточных сотрудников заумного нью-йоркского издательства.
И я бы обиделась, если бы не новый вопрос, который внезапно приходит мне в голову:
– А как вы нас нашли?
– Я сделал то же, что любая компания на девичнике, – отвечает Уильям. – Пошел по барам в центре.
Меня захлестывает волна эмоций, и на секунду я забываю про выговор и разглядываю его, а он снова смотрит на дверь. Мне трудно в это поверить. Этот мужчина, мой новый босс, блуждал по улицам Нэшвилла в толпе пьяных туристов и заглядывал в шумные кабаки, чтобы найти меня.
И… ради чего?
Убедиться, что со мной все в порядке?
– Может, продолжим разговор… – Он кивком показывает на бар.
– А. Да. – Я охотно соглашаюсь. У меня болят ноги от сапог, которые я надела не для того, чтобы соответствовать заведению, а чтобы защитить пальцы, помня о том, как сильно Том отдавил их мне в прошлый раз. – С радостью.
Я пытаюсь не хромать, пока мы пробираемся сквозь толпу танцующих к двум барным стульям. Мы оба выдыхаем, усевшись на потрескавшуюся красную кожу. К нам подходит бармен, и я смотрю на ряды бутылок у него за спиной. Но я слишком взбудоражена, чтобы сделать вдумчивый выбор, и называю первое, что приходит в голову.
– Джин-тоник, – говорю я бармену, достав из заднего кармана документы и показывая ему.
Похоже, Уильям чувствует себя так же, потому что немедленно произносит:
– Два.
После того как бармен отходит, мы долго сидим молча. Кажется, мы оба пытаемся успокоиться и сориентироваться в окружающей обстановке.
– Почему вы мне просто не позвонили? – задаю я внезапно пришедший в голову вопрос. Уильям выглядит так, будто только что пробежал марафон, и мне невольно становится его жалко. – У вас наверняка есть мой номер.
– Я звонил, – отвечает Уильям. – Несколько раз.
Я машинально тянусь в карман за телефоном и бледнею, увидев на экране пропущенные звонки от неизвестного номера.
– Извините, – наконец говорю я. – Я забыла, что выключила звук.
Он отмахивается, будто этот разговор ему надоел.
– Ничего. Просто в следующий раз мне нужно по-другому сформулировать задание для подчиненных: «Делайте все, что потребуется, чтобы ваши авторы были довольны, за исключением линейных танцев с мужчинами, которые ведут себя непристойно».
– «Непристойно». – Я широко улыбаюсь, и меня подмывает внести это наречие в заметки в телефоне. – Хорошее слово. Им должны чаще пользоваться.
Помолчав, Уильям слегка улыбается:
– Или нет.
Я вопросительно вскидываю брови, а он берет бокал и продолжает:
– Иногда достаточно словосочетания «полный идиот».
Я улыбаюсь и тоже беру бокал.
– Если вы были против танцев, то почему ничего не сказали днем? Тогда не пришлось бы сейчас с этим разбираться.
– Потому что днем я еще не был настолько против, – спокойно отвечает он. – Пока не увидел, как он посмотрел на тебя, когда вы выходили на улицу.
Мне становится не по себе, когда я представляю, как эта ситуация выглядела в его глазах. Уильям с задумчивым видом делает глоток и мрачновато улыбается.
– Я с большим удовольствием буду редактировать его книги.
Картинка у меня в голове рассеивается, и я хохочу.
– Вы в курсе, что это звучит устрашающе?
– Как редактор я могу быть устрашающим, – отвечает он таким невозмутимым и авторитетным тоном, что я ему верю.
Что ж.
Если ему хочется ближайшие несколько месяцев мучить Тома в переписке, то пожалуйста. И у меня ощущение, что многочисленным имейлам с мемами про котов и селфи станет значительно труднее попадать во «Входящие» «Пеннингтона».
– Ну, в любом случае спасибо. Я собиралась дать
