class="p1">— Как так? Каждый день, когда мы видимся, мы должны раскрывать друг другу что-нибудь о себе. Секрет в день.
— Нам что, двенадцать?
— Мы, возможно, проедем тысячи миль вместе. Мне нужно убедиться, что ты не одна из тех сумасшедших личностей, что выбирают джем вместо желе, едят мясо с кровью или грызут ногти на ногах.
Я закатываю глаза.
— Прежде всего, джем вместо желе — это ужасное преступление; мясо с кровью — отвратительно; и никогда, я имею в виду ни разу, я не грызла ногти на ногах. — Меня даже передёргивает. — С какими людьми ты общаешься?
— Просто хочу убедиться, что ты не поедаешь джем и не жуёшь ногти на ногах.
Я толкаю его руку.
— Ты настоящий засранец, ты знаешь это?
— Мы не гуглим друг друга и не читаем жёлтую прессу. Всё, что я узнаю о тебе, я услышу из твоих уст. Договорились?
— Не договорились. Я бы хотела, чтобы мы держались подальше от личных дел друг друга.
— Я начну первым. Ты мне очень нравишься.
Я бросаю в него ручку.
— Я ухожу.
— Что? Что значит, ты уходишь? У меня репетиция для шоу в Лос-Анджелесе.
Чёрт.
— Разве я не говорила, что мне нужно уйти сегодня пораньше? — Он качает головой. Со всем происходящим я, похоже, забыла об этом сказать. — Ох, ну, теперь говорю.
— Это важно?
— Отчасти, но ничего особенного. Я отменю.
— Куда тебе надо?
— Личные дела.
— Я получу записку от врача?
— Ты можешь быть серьёзным?
Он смеётся.
— Иди, но постарайся закончить все свои дела сегодня. Впереди плотный график.
У него репетиции для тура сегодня, но не думаю, что я ему понадоблюсь. Он уже нанял подтанцовку и подобрал гардероб. Ему нужно повторить хореографию и убедиться, что у него всё получается.
— Хорошо
***
Я никогда не была в тюрьме, и если честно, никогда не думала, что мне придётся.
Я посмотрела множество документальных фильмов про места заключения, но в реальности всё по-другому. Я вхожу через главный вход и начинаю думать о детях, которым приходится ходить сюда годами, потому что родитель получил десять лет или пожизненное заключение. Это грустно, и я не могу даже представить, как бы чувствовала себя, если бы мой отец попал сюда, когда я была маленьким, растерянным ребёнком.
Он включил только несколько лиц в список посетителей: Томаса, друзей по группе и меня. Моей мамы нет в списке по понятной причине, учитывая, что ни один из нас не слышал ничего о ней много лет.
— Привет, дорогая, — он приветствует меня, улыбаясь.
Его чистые, расчёсанные волосы собраны в хвост на затылке, а борода немного отросла. Тюремная форма не закрывает и половины татуировок, которые покрывают его руки. Я смотрю на его правую руку, где на пальцах набито моё имя.
Он вроде неплохо выглядит, но он в федеральной тюрьме. Я слышала, что это место для совершивших преступление «белых воротничков». Оно больше похоже на загородный клуб, только заключенные не могут его покинуть и должны соблюдать правила.
— Привет, пап, — отвечаю я, шмыгая носом. — Это место выглядит не так уж плохо.
— Да, всё могло быть хуже. Мне следует думать о хорошем, что это временно. Я уже назначил встречи, чтобы рассчитаться с государством, когда выйду. Мне даже предложили написать книгу.
— Хорошо. Я не могу дождаться, когда ты вернёшься домой.
— Ну, как ты, дочка? Томас сказал, что нашёл тебе работу с одним из этих красавчиков.
Я смеюсь. Он называет Нокса красавчиком, в то время как «The Grave Diggers» выступали на шоу с разрисованными лицами и макияжем. Мой отец пользуется подводкой лучше меня.
— Я работаю его личным помощником, и он ещё более требователен, чем ты. — Папа усмехается. Я сомневаюсь, рассказывать ли ему про клип, и решаю, что не стоит. Сообщу новости по телефону. — Мы отправляемся в турне.
Голубые глаза отца расширяются, он проводит рукой по лицу. Эта фраза изменила всё настроение встречи.
— Турне? Ты знаешь, что гастроли не пойдут тебе на пользу.
— Это было много лет назад. Я выросла. Стала умнее. Не говоря уже о хорошей оплате, а мне нужны деньги.
Я вижу, как на его лице появляется виноватое выражение.
— Прости меня за это. Я обещаю, что верну тебе всё до цента, который тебе пришлось заплатить за обучение. Моя ответственность, как отца, дать тебе образование.
— Не переживай из-за этого, хорошо? Ты обеспечивал меня двадцать три года. Пришло время делать это самой.
— Отец никогда не перестанет переживать за своего ребёнка, — ворчит он. — Я чувствую, что подвёл тебя, потратив все деньги на выпивку и шлюх, когда мне следовало копить их.
— Пять минут до конца посещения, — раздаётся голос из динамика на потолке.
— Я думаю, это сообщение для нас, — вздыхает отец. — Будь осторожна во время этого тура, слышишь меня? И будь на связи.
— Ты знаешь, что буду, папа.
— Я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя.
Несколько слезинок катятся по щекам, когда я иду к «Джипу».
Глава 13
Нокс
— Не важно, как часто я там выступал, я влюбляюсь в этот стадион каждый раз заново, — говорю я, обернувшись к Либби, и иду обратно. — В первый раз мне было четырнадцать. Томас каким-то образом убедил певицу открыть её выступление. Играть перед тысячами людьми было совсем по-другому, чем на улицах. Я так нервничал, что описался.
— Ты меня обманываешь, — смеётся Либби.
Она вошла несколько минут назад, но я уже в течение нескольких часов репетирую вступительное шоу для завтрашнего вечера в Стэйплс-центре. Я хочу начать феерично, чтобы всё было идеально.
— Я говорю совершенно искренне. Хорошо, что я сделал это, прежде чем вышел на сцену. Ну и Томас был достаточно сообразителен, чтобы убедиться, что у меня есть запасные вещи. Обмочиться в четырнадцать — это довольно-таки неловко, но обмочиться в присутствии тысячи человек было бы унизительно. Я бы бросил всё прямо тогда, переехал в другую страну, стал бы выращивать овец или заниматься чем-то подобным.
— О, не надо так драматизировать. Готова поспорить, что девицы всё равно бы тебя обожали и сами писались в штаны. — Она щёлкает пальцами. — Те штаны, возможно, стоили бы