определенные представления о свадебном ритуале. В указанном смысле допустимо истолковывать обычай обряжать погребенных в лучшие одежды и украшения, что, по-видимому, могло быть заимствовано только из свадебного обряда. Возможно также, что обычай откупания места в могиле, бытовавший в то время и хорошо заметный по наличию брошенных в беспорядке в курганную насыпь или на уровень горизонта монет, также заимствован из свадебного обычая выкупания места жениху и невесте. Еще более вероятной представляется связь со свадебным ритуалом другого погребального обычая. Речь идет о наличии в некоторых захоронениях уже упомянутых ранее замков. В позднейшей вепсской свадебной обрядности существовал обычай, согласно которому в первую брачную ночь к кровати молодых дружка прикреплял старый замок.Первоначально этот замок, надо полагать, символизировал крепость и нерасторжимость брака, идея чего хорошо согласуется с патриархально-моногамными порядками, складывавшимися в местном обществе в курганный период. Впоследствии этот обычай был переосмыслен в эротическом и игровом плане.
Хотя вообще положение женщины и эволюционировало быстро в сторону ее закрепощения, все же в определенных отношениях женщины пользовались значительным влиянием. Несомненно широкое участие женщин наравне с мужчинами в трудовых процессах: так, в восьми случаях топоры найдены при женских захоронениях; из 60 ножей, найденных в курганах, раскопанных H. Е. Бранденбургом, почти треть (18 штук) обнаружена также при женских костяках; точно то же относится и к находкам наконечников стрел. Факты достаточно показательные. Женщины, по-видимому, являлись хранительницами имущества: именно при женских захоронениях найдены кожаные кошельки для денег, ключи и т. п. «Это любопытное обстоятельство, — замечает А. М. Линевский, — разъясняет деталь хорошо известного восстания 1071 г. на Волге, Шексне и Белоозере, когда восставшие во время голода избивали не мужчин, а «лучших жен» (т. е. богатых женщин), казня их за сокрытие пищевых запасов».
4
Уровень развития социальных отношений в древневепсском обществе соответствовал и достигнутой им ступени хозяйственной деятельности. До проведения массовых раскопок в районах расселения древней Веси в науке существовало ни на чем не основанное ходячее мнение, будто главным занятием Веси являлась охота. В. Н. Майков прямо утверждал, что древняя Чудь (Весь) вела «преимущественно бродячую жизнь то вследствие миграций своих, то вследствие охотничьего свойства своего быта». Между тем это представление совершенно не согласуется с археологическими данными. «Курганное племя» было народом по преимуществу земледельческим. Охота в его хозяйстве играла хотя и заметную, но все же подсобную роль. Вообще представление о древних вепсах как о народе номадов-охотников, добывавших себе пропитание в постоянных скитаниях по лесным дебрям, должно быть оставлено, как не отвечающее исторической истине.
В нашем распоряжении имеется достаточное количество фактов, говорящих о весском земледелии вполне определенно. В одном из курганов, раскопанном H. Е. Бранденбургом, обнаружен серп,в другом, раскопанном А. М. Линевским, — остатки соломы какого-то злакового растения, определить которое пока что не удалось. Среди многочисленных фрагментов тканей, найденных в раскопках Курганов, имеется множество таких, основа которых состоит из льняных нитей, что свидетельствует о возделывании культуры льна. О том же говорят и находки глиняных и шиферных пряслиц. Некоторые исследователи считают, что найденные в раскопках массивные железные лопаты служили для сажания в печь каких-то хлебов; для печения хлебных лепешек, как полагают, употреблялись большие уплощенные железные сковороды. Самое расположение могильников неизменно на краях современных полей, на что обратил внимание еще В. И. Равдоникас и что особенно подчеркивает А. М. Линевский, намекает на традиционность земледелия в данном районе. Наконец, весь облик курганной культуры говорит о связи ее создателей с землей, с оседлой и постоянной жизнью на этой земле.
Однако если наличие земледелия у древней Веси теперь уже не вызывает сомнения, то вопрос о характере этого земледелия не является решенным окончательно. А. М. Линевский, один из немногих исследователей, рассматривавших этот вопрос, оперируя, по существу, одними и теми же фактами, в различных своих работах решает его по-разному, признавая в одних случаях господство у Веси пашенного, а в других пашенного и мотыжного земледелия.
В пользу признания древневесского земледелия пашенным истолковываются, в сущности, два факта: получившая широкое научное признание находка сошника в нижнем горизонте городища Старая Ладога (слой датирован В. И. Равдоникасом VII в., другие исследователи расширяют датировку, включая и VIII в.) и менее известная находка из кургана, раскопанного близ с. Дрегли (иначе Жуково) в верховьях р. Сяси.
Решение вопроса, однако, существенно осложняется тем, что не установлена еще этническая принадлежность раннего слоя староладожского городища. На почве признания его словенским решение будет одно, но в случае, если будет доказана его принадлежность одной из прибалтийско-финских народностей,в числе которых вероятными претендентами могут считаться Весь и Ижора, то решение окажется несколько иным. Все же при любом подходе к установлению характера весского земледелия следует принять в расчет два соображения: о наличии в то же и более раннее время по соседству полевого земледелия, что не могло не влиять на смежно живущую Весь, и о важной роли на севере подсечного земледелия.
При этой последней системе главным орудием является железный топор, посредством которого вырубается участок леса. Находки топоров в весских курганах в высшей степени обильны. Можно с уверенностью сказать, что топор — одна из самых частых находок, встречающаяся неоднократно в нескольких экземплярах даже в одном и том же кургане. Не всегда, правда, ясно, какие из обнаруженных раскопками топоров являются лесорубными, а какие — боевыми, но несомненно, что подавляющее большинство находок относится к первой категории.
После подсыхания поваленного леса его сжигали, чем достигалось интенсивное удобрение почвы золой и уничтожение сорной растительности. После этого участок в сущности уже был готов к посеву. Возможно, что перед посевом его взрыхляли сохой. Однако ею могли и не пользоваться. В тех местах, где почва недостаточно прогорела или, наоборот, слишком спеклась, ее обрабатывали простой мотыгой. Такие мотыги тоже найдены в курганах приладожского типа в количестве трех экземпляров. Они невелики по размерам и имеют характерную форму — с проушиной для деревянной рукоятки. Важным аргументом в пользу бытования в данном районе подсечно-мотыжного земледелия могут служить факты весьма долгого пережиточного сохранения здесь подсечной системы — вплоть до начала 30-х годов нашего столетия. При этом весьма показательно, что в хозяйстве вепсов до сравнительно недавнего времени сохранялось такое архаическое орудие, как мотыга (koks — рис. 7, 11, 12). М. Д. Григорьевский пишет о виденной им в южной Карелии мотыге (kokta, kuokka) с лезвием шириной в один вершок и длиной в два с половиной вершка, которой пользовались на подсеке для разбивания комьев обожженной земли.
Итак, земледелие древних вепсов в курганное время развивалось, скорее
