шепотом полным сомнений и в мыслях утвердил: «Я точно ее не понимаю».
Внимательно и задумчиво взглянула она и честно отвечала:
— Сама не знаю…
Сердце в нем растаяло. Он запылал.
— Дмитрий, скажите честно… — решаясь на нечто странное, она уж хотела говорить далее, ее нежные губы сложились в трубочку, но! Она недосказала и, оглянувшись по сторонам, шепнула:
— Вы слышите?
Дмитрий нахмурился.
До слуха донеслись какие-то вздохи, а затем быстрые путаные слова. Они доносились из-за дубовой двери на той стороне галереи; будучи сказаны в полный голос. Он быстро, но тихо прошел к двери и прислушался. На той стороне два голоса продолжали свой тайный разговор. Кажется, они были здесь все время. И как он не расслышал их ранее в задумчивости?
Елена смотрела на него вопросительно с другого конца комнаты. Он прислонил палец к губам и жестом позвал к себе. Девушка очень медленно прошла по зале, очаровательно таясь и щурясь.
Наконец, она расслышала за дверью голос Анетты Степановны Комкиной, который произнес: «Я люблю тебя, Лукаша…», и ответ другого голоса: «Ах, Аннушка, и я…», узнанного ею как редактор Лука Фомич Пальцев. Она прикрыла рот рукой, чтобы не вскрикнуть от удивления. Но нечаянно прислонилась к двери, и от неловкого движения ее дверь приоткрылась без скрипа. Дмитрий задвигал руками, как пловцы в воде, и когда госпожа Кардова, выпучив глазки, потянулась к ручке чтобы закрыть дверь, он ее остановил, боясь, что доска все же скрипнет. Теперь им было видно другую комнату, уединенную обстановку ее и в конце два кресла против камина, в которых сидели старички. Руки их сплетены были в робком пожатии. Их умильные взгляды были полны того чувства, которое несут через всю жизнь. Дмитрий видел, как Анетта Степановна вздрогнула и на толстом некрасивом лице ее отобразилась улыбка. «Пойдем, Лукаша, меня уж Леон скоро хватится… не надо так рисковать…». Пальцев встряхивал седыми волосами. «Твой муж увлечен шутками и вздором, — возражал он смело и пылко, как юнец, — а мы еще посидим, Аннушка… так давно я тебя не видел… так давно…»
И дама с грустью вздохнула, двинулась вперед, склоняясь редактору на плечо. После они говорили уже на темы своего прошлого с приставкой «А помнишь», и Дмитрий не слушал, а только глядел да думал: пусть тела их подряхлели, но души по-прежнему влюблены и прекрасны.
Он взглянул на Елену, которая с женским трепетом хватала каждое слово стариков. Грудь ее волновалась. И она была как ангел в этом полумраке; подслушивающий смертных ангел.
«Оставим их», — шепнул он, склонившись и коснувшись носом ее локонов.
Она обратилась к нему и медленно и тихо отошла. Он взял ее руку нежно; Елена отвечала пожатием — ничто не сближает людей, как некая тайна. Взгляды их соединились, и они побрели к выходу из галереи, где тускнел коридор. Лампы на стенах едва светили. Вдаль расстилалось красное сукно и множество дверей.
Герои уже выходили, как вдруг увидели… Кардов идет с другого конца коридора быстрыми шагами. Раскрывая то одну, то другую двери, он, кажется, искал кого-то. Его движения были нервно короткими; выглядел он озабоченно, стараясь напустить на себя полную беспечность, как ревнивец, который боится показать собственную ревность. Елена, взглянув лишь раз, сразу взглядом женщины все прочла. Она не отдала себе в том отчета. Но дело было ясное: если их с Дмитрием сейчас застигнут, сцена будет разрушительной.
Да, это несправедливо! В помыслах Елены, я говорю это прямо, не было ничего предосудительного. Но, как часто бывает меж супругами, за гордость одного безвинно страдает другая.
И девушка, схватив руку Дмитрия, потянула его из коридора назад в галерею. Он тоже видел Кардова и догадался о ее опасениях. И они пробежали в конец галереи, быстро открыв правую дверь, что была напротив той, где сидели старички. Перед ними предстала темная уединенная комната со стеллажами книг, журнальным столиком и диваном. Он мельком взглянул — выхода отсюда не было. Елена потушила свет. Дмитрий приоткрыл дверь и в щелку следил за галереей. Там в дверях показался Кардов. Он осмотрел длинное помещение и вышел, казалось, уйдя дальше. Но через секунду нечто заставило его воротиться. И медленно, будто борясь с собой, генерал-лейтенант стал продвигаться к двум дверям, за одной из которых были наши герои, а за другой — Пальцев и Комкина.
Весь поглощенный этим зрелищем, Дмитрий не глядел назад в комнату. Он уж знал, что миновать встречи нельзя, и им придется столкнуться. Елена во тьме что-то делала у книжных стеллажей, затем молча прокралась к Дмитрию и посмотрела в щелку. В этот миг дева едва не закричала от ужаса. Ее муж уже почти прошел галерею и разглядывал обе двери, выбирая, в какую зайти. В галерее стояла полутьма, и слабый свет от картинных ламп освещал его лицо, искаженное гримасой неизъяснимого гнева.
Дмитрий соображал. Его мысли сделались быстрыми от опасности. Целый клубок разных вариантов предстояло распутать ему. Тем временем Елена потянула его за рукав, как бы стремясь отстранить от двери, заслонить, увести друга. Он мыслил, что это просто инстинкт: как люди закрываются от пуль руками, хотя знают, что не поможет. Знает и она, что спрятаться в этой небольшой комнате негде. Что другой двери нет. И что отход в угол комнаты ничего не решит. Кардов включит свет, обнаружит… и все!
А Елена все-таки сильнее потянула рукав его и начала что-то шептать. Он не слыхал. Он думал о том, что если Комкина и Пальцев не расслышали их в галерее, то и сейчас тихий шаг Кардова останется для них не замечен. И если в этот миг хозяин откроет вторую дверь, он обнаружит любовно обнявшихся старичков. Эта неловкая ситуация, пожалуй, спасет их с Еленой, принудив Кардова ретироваться. Но Дмитрию того не хотелось.
Оглянувшись на Елену, он увидел застывший ужас на прекрасном лице; выдернул руку из ее теплой руки, мягко толкнул ее в глубь комнаты; и не дожидаясь, когда Алексей Юрьевич дойдет до конца, открыл дверь, выйдя к нему навстречу.
— Алексей Юрьевич, какая удача! — закричал Дмитрий, чтоб в другой комнате расслышали этот крик и приняли меры. — Я заблудился в вашем прекрасном доме… — спокойно, сколько мог, говорил он, закрывая дверь за спиной.
Кардов от неожиданности застыл на месте. Лицо его побелело, став цвета его парадного мундира.
— Вы проводите меня в зал? — продолжал наш герой. — А то я боюсь снова заплутать…
Недоверчиво, сквозь зубы Кардов отвечал:
— Что вы здесь делаете один? Это неприлично…
Дмитрий взглянул
