Книга Поцелуев мост - Наталия Романова

К тому моменту, как Федос вернулся с двумя, как обещал, врачами, я накрутила себя до такой степени, что только отчаянная головная боль и понимание, что слёзы начнут жечь лицо, спасали меня от истерики.

Врач — к моему ужасу молодой мужчина, — внимательно меня осмотрел, хотя с первой секунды по его глазам было понятно, что диагноз он уже поставил. Он был налицо. На моё несчастное, похожее на перекошенную африканскую маску, лицо. А именно: клинический идиотизм. Вернее, последнее слово звучало и писалось по-другому, но нецензурно выражаться меня отучила бабушка, смазав по губам ладонью, которой чистила рыбу. (И если вы думаете, что сначала она руки вымыла и заботливо вытерла полотенцем, то ошибаетесь). А Федос за такое слово в мой адрес мог повернуть доктору голову до щелчка. В последнем я ничуть не сомневалась. Врач, видимо, тоже.

— Кто же в первый день ходит на пляж? — вздохнул доктор. — Беречь девушку надо, — посмотрел он на Федоса, — раз она у вас настолько белокожая.

— Это, да, — сокрушённо согласился Федос и виновато глянул на меня.

От неожиданности я аж привстала. Вот так сразу, да ещё с воспалённой от температуры головой, понять, что кто-то другой виноват в моей врождённой невезучести и внешнем виде, не получалось. Нет, всё-таки это галлюцинации — решила я. Лихорадка. Геморрагическая. Или Жёлтая. Или любая другая, может даже неизвестная науке.

— Вот этим мазать каждые два-три часа, — доктор водил пальцем по исписанному листу бумаги, предварительно убедившись, что Федос внимательно слушает. — После высыхания сразу этим препаратом. Дня три-четыре, по состоянию. Это от температуры. Станет хуже — звоните, — он протянул визитку. — Госпитализируем.

— Может, анализы сдать? — уставился Федос на врача. — УЗИ, МРТ…

— Не нужно лишних обследований, — начал мягко успокаивать доктор.

Честно говоря, у меня тоже появилось желание успокоить как-то Федоса. Выглядел он недружелюбно. Спрей, две мази и таблетка Ибупрофена в качестве лечения его не устраивали. Федос за всю жизнь болел несколько раз, всегда в деревне, куда его отправляли на воспитание к бабушке с дедушкой. Он нещадно обдирал деревья с неспелыми фруктами, от последствий его лечили народными средствами: сушёными ягодами черёмухи и ремнём. В остальное время он общался только с травматологами, то руку сломает, то ногу подвернёт, то сотрясение головного мозга себе организует, прыгнув за котёнком с козырька второго этажа на ржавый гараж. Котейку, к слову, тогда спасли и даже устроили в хорошие руки, а Федосу всыпали точно такого же хорошего ремня. Естественно, три флакончика наружно его в серьёзности лечения не убеждали.

— Можем кровь взять, — кивнул головой доктор. — Биохимический и клинический анализ, — дальше он начал перечислять показатели, на которые меня собираются проверить.

С каждым сказанным словом мне становилось хуже и хуже. Откуда в моём тщедушном, обгорелом теле столько крови?

— Федос, — попыталась я возразить. — Не надо. Я же просто обгорела…

— Что «не надо»? — уставился на меня вылитый Тор, только коротко стриженный, и в этот раз не голый. — Обязательно нужно удостовериться, что это не что-то опасное. Вдруг у тебя солнечный удар, или тепловой? Или инфекция какая-нибудь? Правда? — гаркнул он, от чего два доктора закивали, как болванчики на торпеде автомобиля.

Я согласилась. Второй доктор, оказавшийся лаборантом, взял у меня кровь, пока я отворачивалась, зажмурившись. После довольный собой Федос ускакал в аптеку, а я уснула крепким сном.

Проснулась от негромкого звука телевизора. Федос сидел в кресле, листал каналы, иногда заглядывал в телефон и время от времени бросал озадаченные взгляды на меня, вздыхая. Всё это я наблюдала из-под полуопущенных ресниц.

Потом меня дисциплинированно мазали, сбрызгивали и поили таблетками, включая витамины и БАДы, которые впарили моему рыцарю в аптеке. Кормили сначала куриным бульоном, как я люблю — с лавровым листом и укропом. Откуда Федос знал мои предпочтения и как сумел договориться в местном ресторане, я не спросила. На ужин принёс пеленгаса, уж очень он мне понравился накануне, а ночью сбегал за барабулькой, которою страшно захотелось, и передал привет боевым афалинам.

Ночью Федос исправно нёс вахту. Аккуратно, стараясь не разбудить, мазал меня кремами каждые два-три часа, так что утром на меня из зеркала смотрела Илва. Правда, краснощёкая, но вполне привычная, которая точно не тянула на музу Пикассо из Парижского борделя. Днём меня снова щедро мазали, кормили, развлекали и позволяли спать, что я и делала с огромным удовольствием, пользуясь тем, что головная боль совсем прошла.

В общем сложности мы просидели в номере три дня. Я пыталась отправить Федоса погулять, развеяться, отлучиться от бестолковой меня, умудрившейся не только уродиться в папашу родного, но и обгореть на вечернем, пусть и южном солнце.

Даже предлагала познакомиться с кем-нибудь. Последняя мысль мне не очень-то нравилась, но я прекрасно понимала, что Федос — любимец женщин и работодатель рыбок-попугаев. Рано или поздно это случится, так стоило ли тратить время на неудачный набор генов в моём лице?

На моё щедрое предложение Федос ответил ставшим привычным за пару дней поцелуем в лоб, а потом, будто не веря тому, что температуры нет, градусником подмышкой.

Ранним утром, небо ещё было предрассветного, серовато-молочного цвета, меня разбудил Федос.

— Вставай, — сказал он.

Я открыла глаза и уставилась на то, чему могли быть произнесены эти слова, если бы не было так очевидно, что природа по утрам не спит, вернее — стоит. Что мне было делать с полученной информацией, я спросонья не разобралась. Не успел в мою голову прийти поистине гениальный план, как вид перекрыли белые боксёры, и настойчивый голос повторил:

— Илва, вставай.

— Куда? — поинтересовалась я, поднимаясь с кровати с намерением отправиться в ванную.

Там меня встретило вполне живое, румяное отражение в зеркале. Правда, кое-где на плечах кожа начала слезать, но это настоящие пустяки по сравнению с тем, что могло бы быть. Плечи можно и прикрыть. Нет, плечи нужно прикрыть.

— Я тут тебе наряд купил, — заявил Федос, когда бесцеремонно зашёл в ванную. — Мы едем в Утриш! — объявил он.

— Куда? — совершенно неизящно зевнула я.

— Утриш, есть Большой, есть Малый. Будем есть мидий с видом на море!