собственной ране, о том, как хочется просто потерять сознание, адский чиновник, встал, пошатываясь, и сорвал с пояса печать.
Время замерло.
— Бянь Ши, — произнёс Инь Фэй, глядя заклинателю в глаза. — Ты обвиняешься в попрании Небесных Законов, и должен явиться на суд Преисподней. Властью, вручённой мне Небесами, я заключаю тебя в колодки!
Он поднял печать. Она была сделана из окаменевшей кости, как и все печати адских чиновников, и иероглифы на ней сплетались с изображением цилиня. Что за существу принадлежала эта кость, оставалось только гадать; но это было именно тем, что делало демона, духа умершего или смертного адским чиновником. Символ власти и долга — и оружие.
Иероглифы, вырезанные на печати, вспыхнули и обратились в сияющие киноварным светом цепи, опутавшие демона-заклинателя.
Время потекло вновь. Хлынуло, как ручей по весне, освободившийся ото льда. Воля Инь Фэя столкнулась с волей демона. Адский чиновник пошатнулся, кашляя; а демон, скованный цепями, бился силясь вырваться — и цепи трещали. Вот лопнула одна, вторая — силы были неравны: новорождённый демон, вылупившийся из талантливого заклинателя, что почти стал старейшиной школы, против едва стоящего на ногах адского чиновника.
— Ты будешь первым, — прорычал Бянь Ши, разрывая ещё одну цепь. — Чью кожу я сдеру не ради Шуан-эр — арххх!
Серебряный меч пронзил горло бывшего заклинателя насквозь.
— Ты не убьёшь. Больше. Никого, — сказал сквозь зубы Чжан Сяо. — Фэй!!
«Если я упаду сейчас, этот смертный погибнет. Смертный, которого я во всё это втянул», — эта мысль в мутнеющем сознании Инь Фэя заставила его крепче сжать печать в ослабевших пальцах.
«Если я упаду сейчас, он снова будет убивать. И только Небеса знают, что станет с душами его жертв».
«Если я упаду сейчас, я… Разве я достоин зваться адским чиновником?!»
Он выпрямил спину. Ничтожный демон, родившийся из ничтожного человека — но в его руках была печать, а, значит, за его спиной стояли законы Небес и всего мироздания.
«Оправдай своё существование, демон».
— Властью, данной мне небесами, я отправляю тебя на суд в Преисподнюю, — выкрикнул он, — Таково решение магистрата Дворца Золотого Цилиня, Инь Фэя!
И взмахнул печатью, ставя её на невидимый лист бумаги. Нет, не так — всё мироздание было для него листом бумаги, и оно содрогнулось. Под ногами тёмного заклинателя открылась зияющая бездна, непроглядно чёрная, с горящими краям — и цепи, натянувшись, потащили его туда.
Последний взгляд, который Бянь Ши бросил на Инь Фэя, был до боль знакомым. Отчаянный и испуганный, до боли человеческий взгляд юноши на того, кто держит окровавленный меч у его горла. Но на этот раз Инь Фэй нанёс удар.
Адский чиновник упал на колени, судорожно кашляя. А когда смог нормально вздохнуть — расхохотался. Он сидел, привалившись к спине, и хохотал, глядя на безжизненное тело заклинателя рядом с каменным ложем его жены, на остатки марионеток — те, что не были убиты Тяньгоу, рассеялись, когда душу Бянь Ши силой печати утащило в Преисподнюю. Он хохотал — от облегчения? Радости победы? Иронии, что он всё-таки стал тем, кто убил Бянь Ши?
Инь Фэй не знал.
Наконец волевым усилием он смог прекратить смех, и простонал:
— Хочу выпить!! Чжан Сяо, у тебя ничего не припрятано?
Вместо ответа бродяга-мечник пошатнулся и чуть не упал, опершись на Тяньгоу. В лице его не было ни кровинки.
Тогда стало видно, что в спине у него торчит несколько игл.
— Что?! Нет, нет! — Инь Фэй вскочил и успел подхватить Чжана Сяо. — Не смей! Не смей умирать! Мы победили, дурак, не смей сдаться какому-то яду!
Чжан Сяо шевельнул губами, пытаясь что-то сказать. Не смог, но всё сказали глаза.
«Это ты тут дурак. Я сказал, что мне не жалко своей жизни? Видишь — я не врал. Я ухожу, Инь Фэй… Спокойно ухожу: я сделал, что хотел…»
— Да чёрта с два! — и, покрепче прижав к себе умирающего смертного, Инь Фэй схватил талисман возвращения.
Адское пламя поглотило их обоих.
***
Старик Шуйшу только головой покачал, когда посреди комнаты свалился юноша в окровавленных женских одеждах, прижимающий к груди другого юношу. «Эта молодёжь, — читалось в его усталом взгляде, — На кого мы, старики, оставляем Десять Адов?!»
Инь Фэю было плевать на его взгляды.
— Лю Ян! — прохрипел он, поднимая взгляд на призрачную девушку, на лице которой был такой ужас, что, кажется, она вот-вот скончается во второй раз. — Помоги, смертный умирает!!
"Добро пожаловать в Преисподнюю, дорогой соратник!"
Чжану Сяо снова было десять. Он стоит в пустом классе, и, глядя на пляшущие в лучах светы пылинки, старательно рассказывает выученные наизусть «Сто фамилий»:
— Чжао, Цянь, Сунь, Ли…
Отец стоит за спиной. Он, простой гончар, лучится от гордости: наставник Шань назвал его сына «настоящим талантом»! У их семьи никогда не хватит денег платить за обучение грамоте — но учитель согласен обучать Чжана Сяо бесплатно, если тот будет помогать ему по хозяйству. Не то что бы наставнику нужен был помощник; просто он видит в Чжане Сяо огромный потенциал. У мальчика отличная память и острый ум.
— Лэй, Хэ, Ни, Тан…
Чжан Сяо говорит, лишь иногда прерываясь на несколько мгновений, чтобы перевести дыхание. Он не споткнётся, он не ошибётся. Ведь рядом отец, который на него так надеется. «Грамота — это как крылья; позволяет высоко взлететь», — говорит он, показывая в небо, где плывут мелкие облака.
— Юй, Вань, Чжи, Кэ…
Сестрица Мэй расплакалась, когда это услышала; она подумала, что братик Сяо отрастит крылья и улетит на небо! Но отец объяснил, что она ошибается: братик Сяо выучится грамоте, сдаст экзамен и станет чиновником в большом городе. И будет получать такое большое жалование, что они смогут купить А-Мэй все платья, которые она захочет.
— Цзайфу, Гулян…
Чжан Сяо старается. Он верит отцу — что учёба сможет вознести его высоко-высоко. Он представляет маму и А-Мэй в прекрасных одеждах и с руками, полными сладостей; ведь богатые могут себе позволить есть столько карамельных яблок, сколько захотят!
— ….Так закончились сто фамилий, — наконец говорит он. Во рту сухо, язык едва ворочается. Но он ни разу не ошибся, не сбился. Наставник Шань одобрительно кивает.
— Великолепно, мальчик мой. Уверен, ты далеко пойдёшь.
Он ошибался. Но тогда Чжан Сяо не знал этого. Тогда он был счастлив.
Через несколько дней отец не вернулся с рыбалки. Ни он, ни двое его друзей. Тела так и не нашли — только пробитую лодку на дне реки. Деревенские шептались о том, что
