фоне, Я, конечно, принадлежу к единицам „заключенным“, хотя бы только потому что сам могу оценивать свое „Я“, нашел свою точку, потому что оккристализовался. Я сам свой величайший авторитет: имена „отцов церкви“ — Бакунин, Прудон, Кропоткин, не говоря уже о других — только переплеты — гробы в морге моей библиотеки.
Я не стану затемнять вопроса множеством „новых“ терминов, я не буду выдвигать „научные методы“ и весь тот ассортимент, взятый на прокат из портфеля „единиц“, которым так богаты Колумбы мешанины от анархизма.
Истина так проста, великие нахождения, ставшие открытыми не представляют собою кабалистических знаков и символов, в противном случае, они не революционны.
Не ищите в моей философии чехлов и классификации; здесь не нужен нож анатома, лупа излишня, потому что я даю измеренное, разложенное, но целое и единое в моем Я; я определяю себя.
Предлагаю Вам сделать тоже, начав с себя, единственно достоверного.
———
Деторождение Он считает самодержавным произволом живущих.
Человек рождается с момента самостановления своего, а не с минуты появления из недр матери.
Жизнь человека зачинается с определения и выявления своих особенностей и своей воли.
С этой грани „Я“ есть Его безграничный мир, Его свобода.
Он родился, чтобы видеть солнце и быть вольным как ветер и волны.
Рожденный, как появившийся без своего согласия, вопреки Его санкции, свободен от всех обязательств, к тому что принято называть „обществом“ без различия количества и качества.
Он не признает прошлого и не хочет знать будущего; то и другое Он отбрасывает на задворки истории и утопии.
Общество, требуя от Него войти в определенное, заранее уготованное стойло — узурпирует Его волю.
Насилуя пассивно или активно Его хотение, общество становится жандармом и превращает Его мир в тюремную камеру.
Против организованного произвола Он будет освобождаться, рвать цепи и стены острога.
Организованный заговор общества, требует напряжения всех Его сил; борьба одиноких — Его самозащита, оправдывает все средства.
Камеры и стойла в которые предназначен человек обществом, со дня Его рождения; семейная, школьная, государственная, национальная, брачная, религиозная, трудовая и цивилизаторская, — отделения мирового Ада, должны быть снесены до основания.
Борьба его с обществом квалифицируется Им, как самооборона за Его своеволие — суверенитет.
Он имеет одну эту потребность — своеволие, ради которого Он не жалеет никаких сил и разрушение всего противодействующего есть все новый и новый глоток кислорода для задыхающегося в затхло-тюремной атмосфере всякого рода насильничества.
Он допускает с другими ему подобными свободный ритмический контакт, пока последний не станет кандальной цепью, и тогда рвет ее.
Соратничество Их имеет единственный статут с каждого и каждому по его желанию.
Программы минимум и максимум, это: пиршественный стол с гурманом за ним, и собакой под ним.
„Утопии“ и „Гармонии“ — хилиастические изобретения христиан, коммунистов и анархистов-массовиков, — они признак вырожденчества, их нереволюционности и трусости.
Общее благо, земля обетованная — это уготовляемые для Него западни, привилегированные камеры, которые все же властники и организаторы обещают только „завтра“, а не сегодня.
Для Его революционного миротолкования не допустимы компромиссы и смехотворно нагло-лживое „завтра“.
Он отрицает всякое насилие — для этого нет объектов и объективности, Он проводит самооборону вплоть до прямого действия.
Первое прелиминарное условие обществу, Он предъявляет: условный раздел планетарного наследства созданного веками, „матерями и отцами“, после учета Его доли Он волен; Он требует, чтобы общество заинтересовало Его быть с ним в мире или войне, но никак не наоборот.
Учитывая и анализируя вселенскую конъюнктуру, Он знает час своей гибели.
Но последним актом бунта против общества и природы Он признает личное самоубийство в той или иной форме — как конвульсивный жест раненого и истекающего кровью льва, отбивающегося от стаи шакалов.
Социология, науки и искусства, — химерические компромиссы с природой, наследственностью, организаторами и тюремщиками, это средство борьбы с разрушителями....
Его жизнь — Его собственность и только Его, достигает безграничного развития и становления в оккультизме, который дает возможность выявить всю его внутреннюю мощь, могущество и силу.
Для Него нет мужчин и женщин, а существуют два типа людей — строителей и разрушителей.
Вне этой реальности — сказка, но если младенцам нужна эта соска, Он преподносит ее им: изобретенный универсально-портативный аппарат добывающий пищу из воздуха и изоляцию от внешней неравномерной температуры даст каждому „успокоение“ и свободу быть или не быть с обществом.
Единственное Его государство, Его народ, Его величество — Он Сам.
Настала пора не на самоопределение народностей и народов, а на самоопределение „его“ и предстоящие битвы начнутся и уже начались в этой плоскости.
Неонигилизм.
Безумными прозвали нас —
Мы слишком многого хотим,
Глупцы. Ярмо цепей для вас,
Как паутины нить, не видно,
Но мы в тюрьме не можем жить!.
Анархисты стоят на распутьи; они подобно звездной туманности не могут выявить себя резко определенно.
Читая статьи современных анархистов в их прессе замечаешь повторение задов, сданных давно в архив гнилой и истертой истории, или видишь попытки закройщиков, желающих сшить костюм годный для всех.
В последнем случае, чаще всего, они превращаются в Тришек, которые до того усердствовали, что от их анархизма воротник лишь остался; но они имеют смелость или глупость величать себя великими мастерами и бьют об этом на всех перекрестках в набат.
Они мнят себя колумбами XXI-го столетия и думают, что открывают новую эру. Но все это было бы не так важно, если бы они на себе только примеряли свое произведение, нет они хотят одеть его на каждого, и дело доходит до того, что у них готовятся, как у большевиков, анархические карточки — ибо все должно быть единым и нераздельным.
Таков анархизм.
Каковы же анархисты?
Метание из стороны в сторону, не искание, а блуждание в потемках залитых красным туманом, скачки с препятствиями в перегонку от черного к красному и всюду и везде: „Ты не должен“, „Ты обязан“!...
Холуйская мораль, хаммунистическая логика, капральская палка „общего“ во имя „Правды“, справедливости, „идеи“ государства, „свободы“ и других подобных истеричных выкриков кликуш, зараженных микробами властничества, — вот чем отличается теперь наша анархическая среда.
Вот отсюда, то и родилось ренегатство „старых“ работников на безвластнической ниве, их координация, субординация, единство, цель, казарменный режим, и церковный тревожный звон во время пожара своей колокольни.
I.
Для каждого из нас, индивидов, „жизнь требует“ определенного ответа. Нельзя уклониться в сторону и уйти от борьбы: шестерня государственности и власти, помимо нашего желания, хочет втянуть нас в
