— Правильно, — подтвердил Князь, предусмотрительно сбавляя скорость перед постом ГИБДД. — А я тебе сколько дал?
— Три тысячи.
— Вот и считай: ты мне дал тридцать тысяч доз. Помножим на ноль целых одну десятую доллара…
— Почему тридцать тысяч? — перебил Женя. — Там был концентрат триметилфентанила на сто двадцать тысяч доз.
Князь посмотрел на Женю и лицо его скривилось.
— Ты что, парень? Каких сто двадцать тысяч? Я имею дело с профессионалами в этой области. Они определяют дозы совершенно точно.
— Но мне сказали… — едва ли не плача от досады, произнес Женя, — я был уверен, что там сто двадцать. И на соответствующую сумму уже рассчитывал…
— Ты что, не веришь мне? — неожиданно резко спросил Князь. — Я хочу получить от тебя четкий ответ: ты веришь мне или нет? Ты считаешь, что я тебя обманул?
— Я такого не говорил, — пробормотал Женя.
Некоторое время они ехали молча. "Заработал на машину! — с горькой иронией думал Женя. — А что я теперь скажу ребятам? Они ведь мне не поверят. Мишка вообще на двенадцать тысяч баксов рассчитывает…"
— Ты на себе дозу испытывал? — спросил Князь. — Нет?.. Вот потому ты и ошибся. У тебя нет методики правильного расчета дозы. У нынешних наркош потребности ой какие большие! Им уже не жиденький кайф нужен, а мощные дозы. Понимаешь, о чем я? Если бы я разбавил этот концентрат на сто двадцать тысяч доз и всучил оптовикам, то на сотом километре МКАД ты нашел бы мой труп.
"Наверное, он прав, — думал Женя. — Так я все и объясню Ковальскому. И отдам ему тысячу. Хватит с него тысячи. Мне тоже на что-то жить надо."
— Хватит о деньгах, давай поговорим о деле, — другим голосом произнес Князь. — Я готовлю тебе место для плодотворной научно-практической деятельности. В Джилалабаде сейчас бархатный сезон. Не жарко, горы апельсинов и гранатов. Ты любишь гранатовый сок?
— Я не знаю, смогу ли, — пробормотал Женя.
— А я и не спрашиваю, сможешь ли, — ответил Князь. — За тобой все еще остается долг за ту гадость, от которой умер человек. А долги положено возвращать.
Глава двадцать втораяКовальский пришел к Сергею в общежитие, вяло поздоровался с ним, взял со стола яблоко, надкусил и на некоторое время уставился в окно. Потом вынул из кармана стянутую резинкой скрутку стодолларовых купюр и протянул другу.
— Что это? — спросил Сергей.
— Тысяча баксов. Твоя доля.
— Тысяча? Это моя половина? Значит, всего только две? А почему две, если должен был шесть? — задавал Хлыстун вопросы, на которые Ковальский отвечать не спешил.
"Знал бы ты, что Нечипорук всего одну тысячу дал", — подумал он и сказал:
— Говорит, мы не правильно дозы рассчитали.
— Ничего не понимаю, — признался Сергей. — Неужели мы ошиблись в три раза?
— Может, ошиблись в дозах, — произнес Ковальский, снова надкусывая яблоко. — Может, в Нечипоруке.
— Ты думаешь, что он…
Ковальский круто повернулся к другу.
— Не хотелось бы, конечно, огульно обвинять его. Но мне почему-то уже не хочется иметь с ним никаких дел.
— Не хочется — не надо, — легко согласился Сергей с доводами друга. — Я подойду к Гюндузу и договорюсь о встрече с Князем.
— Смотри, как бы папочка не взял тебя за горло.
— Нет, работать буду только на конечный результат. Я его спрошу прямо: сколько и чего надо изготовить, чтобы получить за это двенадцать тысяч баксов.
Доллары Сергей отдал матери.
— Ищи квартиру в наем, — сказал он. — Этих денег должно хватить на полгода. А потом видно будет.
Мать рассматривала купюры.
— Сережа, — произнесла она. — А откуда у тебя такие деньги?
— Изобрел заменитель сахара, — легко солгал он, уверенный в том, что мать воспримет ответ как шутку. Но она поверила. "Как любил в детстве конфеты, так до сих пор этой любви изменить не может. Заменитель сахара изобрел!" — подумала она, глядя на сына с такой нежностью, что на ее глазах выступили слезы.
Глава двадцать третьяНовикову не хватило терпения, и он поехал в аэропорт встречать старшего оперуполномоченного Дорохина, который возил на экспертизу в Вену изъятые у Мамедова ампулы. Дорохин днем раньше звонил из Вены и сказал, что "результаты ошеломляющие". Сказал бы проще: "Сергей Анатольевич, результаты интересные", и Новиков спокойно дожидался бы опера у себя в кабинете.
Московский самолет опоздал на полчаса, и этого времени Новикову хватило на то, чтобы просмотреть протокол последнего прослушивания телефонных разговоров Мамедова с человеком по имени Эдик.
"ЭДИК: Нет, Князь, они "крокодила" не так охотно берут. Они говорят, слишком дорого.
МАМЕДОВ: Скажи им, что я уступлю. Пусть берут весь товар. Пообещай им, что я много сброшу.
ЭДИК: Хорошо, Князь, я постараюсь уговорить… Знаешь, мне кажется, что за мной слежка.
МАМЕДОВ: Может, тебе в самом деле кажется? Ты пил сегодня?
ЭДИК: Да, Князь.
МАМЕДОВ: Тогда будь чистым. Ты понял меня?
ЭДИК: Да, Князь.
МАМЕДОВ: Поторопи их, пожалуйста. Мне время дороже. Спроси, за какую сумму они готовы взять весь товар? Я принесу на пробу…"
Новиков сложил листы в папку и с мобильного позвонил старшему оперативно-разведывательной группы.
— Где вы сейчас?
— На Тушинской, Сергей Анатольевич, рядом с домом Мамедова.
— Наблюдение не снимать до тех пор, пока я не дам отбой. Но не думаю, что это произойдет.
Новиков отключил телефон, взглянул на часы. Интуиция подсказывала ему, что на этот раз Мамедов крепко сел в капкан. Если Дорохин везет с собой методику выявления какого-то нового наркотика, который наши эксперты раньше принимали за дистиллированную воду, то, наконец-то, появился шанс ухватиться за конец нити. "Эдик называл товар "крокодилом". До этого в ходу были "Федор", "Константин Константинович", "Гера".[1] Потом по улицам Москвы проскакала "лошадка". И вот еще и "крокодил" появился. Зверинец какой-то!
Он усмехнулся, представив, как по Тверской ползет аллигатор, и взялся за ручку двери.
— Пора! — сказал он водителю.
— Сидите, Сергей Анатольевич! — ответил водитель. — Это они только говорят, что самолет задерживается на полчаса. А будете ждать еще час.
