Глава первая
Телефон был с определителем, и Новиков не поднимал трубку, если высвечивался номер Ольги. Лгать не хотелось, но правда тоже напоминала ложь, и он предпочитал вообще не поднимать трубку, чтобы ничего не объяснять. В который раз в его жизни наступал момент, напоминающий эвакуацию пассажиров с тонущего корабля. Взять на борт можно было только одного, а просилось двое: личная жизнь и работа. И в который раз Новиков, опуская глаза перед слезами личной жизни, протягивал руку работе.
Одиннадцатый час. За окнами мрак, дождь, ветер. Мокрая ветвь клена шлепнула по стеклу, словно это была многопалая ладонь какого-то зеленого мутанта. Дождевые капли организовали заезды по стеклу. Они как хамелеоны меняли цвет с красного на желтый, потом на зеленый — всякий раз, когда на перекрестке включался новый сигнал светофора. Новиков смотрел в окно, но не видел этого бесконечного потока машин, блестящих, отмытых, разноцветных, как леденцы. Он вспоминал, как сегодня брали Мамедова. Спецназовцы положили его грудью на капот "БМВ", норковая шапка упала на асфальт в лужу. Понятые — муж и жена, продавцы с вещевого рынка — с круглыми от испуга глазами смотрели на эту безумно дорогую шапку в луже, потом на ампулы, которые оперативники вытащили из карманов Мамедова. Эти два несчастных, мокрых торгаша в дешевых китайских курточках, не испытывали никакого злорадства. Напротив, они воспринимали обыск Мамедова как богохульство, как покушение на запредельно могущественного, всесильного человека, за что милиция обязательно будет наказана — страшно и беспощадно.
Новиков машинально взял с чайного столика заварник. Придерживая крышку, наклонил над чашкой. Заварник был пуст. Кажется, за сегодняшний вечер он уже трижды заваривал чай. "Седой граф", с бергамотом. Цвет темного коньяка. От этого чая, если забыть меру, сердце колотится и в голове звенит, будто на плечах не голова, а старая корабельная рында. Хватит на сегодня. Он дождется звонка от эксперта, потом позвонит прокурору и скажет: "Все, Владимир Павлович, круг замкнулся. Я задержал Мамедова с двумя ампулами героина. Завтра утром допрошу и сяду за обвинительное заключение…"
И после этого он позвонит Ольге. Она наверняка бросит трубку, не станет с ним разговаривать. Но это уже мелочи. Через полчаса он будет у нее — в мокром кожаном плаще, пахнущий осенью, с букетом по-хулигански растрепанных астр, а она теплая, сонная, в ночнушке, станет нарочито ворчливо бормотать, что уже забыла, для чего нужны мужчины, попытается оттолкнуть его от себя, а потом повиснет у него на шее и станет ласково ругать…
Телефон на рабочем столе издал булькающий звук. Гадкая, все-таки вещь, телефонный звонок! Бьет не столько по ушам, сколько по нервам. Надо подсказать инженерам идею, чтобы вместо этих унитазных переливов аппарат издавал нежный женский шепот: "Милый, возьми, пожалуйста, трубочку…"
— Слушаю, Новиков!
Да, это эксперт. Но почему медлит, откашливается, перекладывает трубку с одного уха на другое?
— Сергей Анатольевич! К сожалению, ничем обрадовать вас не могу. Это опять вода.
— Какая вода? Почему вода?
Он даже глаза прикрыл, словно хотел, чтобы все сразу исчезло — и кабинет, и телефонная трубка, и слова эксперта.
— "Аш два о", — уточнил эксперт. — В обеих ампулах оказалась обыкновенная дистиллированная вода.
— Но этого быть не может! — сдерживая раздражение, произнес Новиков, будто от его скептицизма эксперт мог вдруг отказаться от своих слов. — Мы его проверяли у нарколога. Этот Мамедов пребывал в глубочайшем кайфе!
— Я все понимаю, — мягко перебил эксперт. — Но в ампулах я ничего не нашел, кроме воды… Если там содержится наркотик, то на сегодняшний день мы не располагаем методиками его распознания. Точнее сказать, методик существует множество, но те, которые мы используем…
Новиков уже не слушал, что говорил ему эксперт. Это был уже третий случай за минувшую неделю, когда оперативники задерживали человека, находили у него ампулы с жидкостью, которая при последующей экспертизе оказывалась обыкновенной водой. Абсурд какой-то!
— Послушай, — произнес Новиков, пытаясь зацепиться хоть за какую-нибудь версию. — Может быть, у этой наркоты ограничен срок хранения? Скажем, проходит какое-то время, и она превращается в воду?
— В запаянной ампуле? Даже теоретически это маловероятно. Да и зачем твоим клиентам носить в карманах утративший свои свойства наркотик? Лишний раз связываться с милицией?
— Да, ты прав, — пробормотал Новиков, машинально рисуя на календарном листке квадратики. — А ты чем можешь это объяснить?
— В заключении я не буду этого писать, — предупредил эксперт, — но вам скажу. Крыса, которой я ввел немного жидкости из ампулы, ведет себя не совсем обычно.
— Крыса, к сожалению, в качестве свидетеля выступить не сможет, — пробормотал Новиков.
— В том-то вся беда, — вздохнул на другом конце провода эксперт.
Еще некоторое время Новиков просматривал протоколы прослушивания телефонных переговоров Мамедова с неким Эдиком, который передал ему у входа в драматический театр ампулы, оперативные данные по слежке за автомобилем "БМВ", а затем протокол изъятия личных вещей при досмотре Мамедова. Часы "Rollex", портсигар из металла желтого цвета, зажигалка, водительское удостоверение, две стеклянные ампулы объемом два миллилитра каждая, наполненные прозрачной жидкостью…
Новиков в сердцах швырнул карандаш на стол, поднял трубку и позвонил на мобильный своему оперуполномоченному.
— Юра! Ты Мамедова допросил?
— Пытался, Сергей Анатольевич. Он все отрицает, и на вопросы отвечать отказывается.
Новиков машинально взял со стола карандаш и сломал его.
— В таком случае я подписываю постановление. Отпускай его.
— Что?! — опешил оперативник. — Как отпускать, Сергей Анатольевич? Месяц его пасли, гонялись за ним повсюду, и вдруг отпустить?
— Делай, что я тебе говорю. Против Мамедова ни улик, ни вещественных доказательств. Одна вода…
Он кинул трубку, взял заварник и щедро насыпал туда "Седого графа". Все, пропала личная жизнь!
Глава вторая
Серега смотрел на море через полуприкрытые веки. На влажных ресницах дрожали радужные капельки воды. С пляжа доносился шум волн и визг детей. Стакан ледяного шампанского, который он выпил по просьбе Князя залпом, наполнил тело ватной истомой. Серега уютно развалился в пластиковом кресле. Он чувствовал, что впервые за последние полгода по-настоящему отдыхает. "Все-таки Гюндуз молодец, что вытащил меня сюда. Рай! Настоящий рай!"
Он с содроганием вспомнил, как отчим, обнимая хмельную рыжую женщину, кричал его матери, брызгая слюной: "Она теперь здесь хозяйка! Поняла меня? Твое время кончилось! Забирай свои вещи и убирайся вон!" Мать унижалась, плакала, просила отчима не торопиться с решением, а он, жуя жесткую тарань, крутил головой и все указывал ей на дверь. Серега пытался увести мать из этого проклятого дома, но мать сопротивлялась, отрицательно качала головой и упрекала сына, что он еще совсем мальчишка, многого не понимает. Серега, в самом деле, не понимал главного: если мать уйдет из этого дома, то где она будет жить? В Краснодаре у нее не было ни родственников, ни знакомых.
