сами, без меня, соратнички! Я же ухожу на заслуженную пенсию - как это и положено каждому советскому человеку по достижению вполне определённого возраста… Всё!
Сразу стало так легко, как будто вагон цемента с плеч скинул.
Все только зевальники разинули, а Козёл… В смысле «дедушка Калинин», начал было обеспокоенно блеять:
- Коба, послушай…
Рявкаю кровавым тираном:
- Клички отставить!
- Товарищ Сталин…
- Заткнись, тебя никто не спрашивает! И чё ты здесь - в Генеральном штабе, ваще делаешь? Шёл бы в Большой театр - «мохнатые пилотки» балеринам нюхать.
Как известно Дедушка Калинин, был большим любителем этого высокого искусства.
Направившись у двери, через шаг останавливаюсь кое-что вспомнив, как о деле уже решённом:
- Машину и Ближнюю дачу оставляю за собой – в счёт моих былых заслуг перед Революцией, Партией и Советским Государством. Так же не вздумайте кинуть насчёт обслуги, «персоналки» и «кремлёвки» - не создавайте прецедент для самих себя, товарищи. Аукнется!
Уже в дверях оборачиваюсь, и:
- Смотрите не просрите великое государство, которое оставил нам Ленин!
***
А как же страна и народ?
В отличии от большинства своих современников, я вовсе не зациклен ни на личности, ни на культе личности Сталина.
Свято место пусто не бывает!
Народ привык видеть во главе себя не какой-нибудь коллегиальный орган власти, а вполне определённого человека – царя, императора, генерального секретаря… Называй как хочешь.
Ну а раз он так хочет, «Система» ему его предоставит.
Чем положим, Молотов плох - в качестве портрета на стене?
Ничем не хуже рябого Сталина, а как бы не наоборот – фотогеничней!
А Третий Рейх во главе с Бесноватым - так и так продует эту войну: со Сталиным во главе СССР, или кем-то другим. Ибо как сказал (теперь – «как сказал бы») Реципиент в своём знаменитом обращении к советскому народу 3 июля 1941 года:
«Наши силы неисчислимы».
Добавлю к его словам свои:
А помощь союзников по Ленд-Лизу – неисчерпаема!
Ибо западные демократии предпочитают платить деньги, чем проливать кровь своих избирателей. Поэтому при практически любом раскладе, у Германии попросту пупок развяжется, воюя против такой коалиции ведущих государств мира.
Так что за судьбу страны и народа я абсолютно спокоен: речь может идти лишь о сроке Победы и о её цене…
Ну, а чем я смогу помочь в этом отношении?
Подсказать конструкторам про командирскую башенку на «Т-34»?
Так они и без меня про неё знают.
Приказать Красной Армии спать не раздеваясь, в касках и с заряженной винтовкой в обнимку, а лётчикам так вообще – в кабинах самолётов…?
Не поможет, да и приказываю здесь не я, оказывается!
Так что проживу в своё удовольствие сколько смогу, а там…
Умирать не страшно, ибо не впервой.
Одел поданную гардеробщиком шинель (знаменитая сталинская шинель!) и шапку и,
вышел на улицу, напоследок подумав:
«Да и вообще: всё это - если не какая-нибудь навороченная компьютерная стратегия, то параллельная Вселенная - это точно. Потому что в нашей – попаданцев не бывает. Так что не фиг ваще париться!».
И тогда вообще успокоился.
Глава 2. Шило, выскочившее из мешка.
Главный маршал авиации Александр Евгеньевич Голованов:
«Последовали тосты, и между Черчиллем и Сталиным возникло как бы негласное соревнование, кто больше выпьет. Черчилль подливал Сталину в рюмку то коньяк, то вино, Сталин – Черчиллю,
– Я переживал за Сталина,- вспоминал Александр Евгеньевич, – и часто смотрел на него. Сталин с неудовольствием взглянул на меня, а потом, когда Черчилля под руки вынесли с банкета, подошел ко мне: «Ты что на меня так смотрел? Когда решаются государственные дела – голова не пьянеет. Не бойся, России я не пропью, а он у меня завтра, как карась на сковородке, будет трепыхаться!»
...
В словах Сталина был резон, ибо Черчилль пьянел на глазах и начал говорить лишнее. Брук, стараясь это делать незаметно, то и дело тянул его за рукав. В поведении Сталина ничего не менялось, и он продолжал непринужденную беседу…».
У Константина Симонова описание спора с западным журналистом о свободе слова:
«Журналист:
— Я могу перед Белым Домом кричать, что наш президент дурак. К.Симонов:
— Я тоже могу на Красной площади кричать, что ваш президент дурак.
Журналист:
— А про Сталина можете?
К.Симонов:
— Не могу. Потому что это неправда».
Выйдя в сопровождении понуро-кислых Власика и Поскребышева, а также четырех охранников и на задний двор Наркомата обороны (это где-то внутри то ли Садового, то ли Бульварного кольца) несколько минут стоял, возбуждённо дыша остро-морозным вечерним воздухом и не смог сдержать бьющих из меня эмоций:
- Эх… Как всё же хороша ты, жизнь!
Отвык от такого, пАнимаешь… Из-за своих «болячек» в «той» жизни, я уж лет как бы не пять, почти на свежем воздухе не бывал. Разве что на балконе постоишь часок и снова назад – за компьютер. Но это – совсем не то.
А тут дышишь полной грудь и чувствуешь, что ты жив и что жить - хорошо.
Очень хорошо!
Тут откуда-то сбоку подъехали два чёрных одинаковых «Паккарда», насколько я понял - один под мою «жоппу», другой для охраны. Залюбовался этим «раритетом», прикидывая сколько бы он стоил «у нас», пока Власик не спросил:
- Куда прикажите ехать, товарищ Сталин?
Я ответил по-одесски:
- А какие Вы можете предложить варианты?
Удивившись, но быстро взяв себя в руки – привыкает должно быть, перечисляет:
- Рабочий кабинет в Кремле, квартира, Ближняя дача…
Я, с лёгким раздражением:
- Какой может быть «кабинет» в Кремле у пенсионера? Иль Вы кемарили с открытыми глазами, Николай Сидорович, в тот момент - когда я с таким грандиозным кипишем подал в отставку?
ВО!!!
Пенсию же по русскому обычаю обмыть надо.
И вдруг так захотелось «накатить»… Должно быть пережитый стресс даёт о себе знать.
Не, я вовсе не алкаш какой. «Употреблял» довольно редко, но как говорила одна из моих «бывших» - метко. А последние лет десять «с хвостиком» - вообще, ничего «такого» даже не нюхал… Кроме медицинского спирта, конечно, которым мне протирали различные участки тела (в основном жоппу) перед тем как сделать инъекцию.
Подумал, подумал:
«А почему бы и нет? Один раз… Второй раз живём!».
Вскинув привычно руку (что не осталось незамеченным) и, не обнаружив на них часов, спрашиваю:
- А который час, не подскажите? А
