высказывания тянут за собой другие высказывания и так далее. По мысли Лакана, собственно, бессознательное и имеет такую языковую структуру.
Все это свойственно и здоровым людям. Чем отличается бредовое состояние, так это тем, что бессознательный дискурс выходит наружу. Лакан пишет:
Разве нам, психоаналитикам, не известно, что нормальным субъектом является тот, кто не расположен большую часть своего внутреннего дискурса принимать всерьез? Обратите внимание, сколько в нормальных субъектах, а следовательно и в нас самих, происходит вещей, которые мы постоянно стараемся не принимать всерьез. Вполне возможно, что главная разница между нами и психически больными в этом и состоит.»[65].
Каким образом происходит такой выход наружу внутреннего дискурса, мы не знаем. Поскольку при этом утрачивается свойственное здоровым четкое разделение между бессознательным и сознательным субъектом, происходит, как говорит Лакан, фундаментальное нарушение отношения к языку как целому. По-видимому, мы можем сказать, что бессознательный субъект, как у больных, так и у здоровых, занят почти только проговариванием своего внутреннего дискурса. Что касается сознательного субъекта, то в этом у больных и у здоровых есть разница. У здорового человека имеется по крайней мере некоторая внешняя инстанция субъектности, обращенная к реальности. Как бы мы ни зависели от языка, мы все же оперируем им, мы заставляем его служить нам, когда вступаем в коммуникацию, когда формулируем свои мысли. Но язык навязывает себя. Особенно это заметно, когда текст трудный. Нам приходится тратить определенные усилия для подчинения языка себе, чтобы он служил как инструмент и передавал то, что его просят. Это активность внешнего субъекта, который может ставить цель, более-менее внешнюю по отношению к языку.
При бреде сознательный субъект как бы сдается бессознательному субъекту, совсем пропадает. Тогда он попадает в стихию языка и оказывается управляемым ею. У него пропадает отношение «к языку как целому», поскольку он в каждый момент находится только в данной точке. В связи с этим пропадает критика. Грубо говоря, субъект говорит то, что приходит ему в голову. В тяжелых случаях мы будем иметь шизофазию, а в менее тяжелых, как у Шребера — некую построенную систему, построенную только внутри дискурса, не соотносящую этот дискурс и реальность.
Итак, от общепринятых теорий бреда теория Лакана отличается указанием на творящую роль языка. Естественная установка в отношении языка такова, что язык лишь описывает то, что происходит помимо него, в том числе в случае психической болезни. Когда мы слышим рассказ больного с систематическим бредом, как родственники хотят отравить его гипнотическими лучами, мы предполагаем, что больной неправильно чувствует (страх), неправильно думает (некритичен к своим гипотезам о родственниках), но говорит он правильно. Мы полагаем, что он описывает то, что думает. То есть сходят с ума, если можно так выразиться, мысли, а язык остается здоровым. В теории Лакана сходит с ума именно язык. Гипнотические лучи — это порождение дискурса, это означает, что так сложились слова в его бессознательном. Мысли же погружаются в язык, растворяются в нем. Да и бывают ли, по Лакану, мысли, которые были бы внешними в отношении языка? У его последователей довольно часто можно встретить утверждение, что внешних относительно языка мыслей вообще нет, что все есть дискурс, который сам себя творит посредством субъектов. Мы не думаем, мы даже внутренне не говорим — внутри нас говорит язык.
* * *
Тема 9. Феноменологическая психиатрия
Здесь речь пойдет о современной школе психиатров-феноменологов, которая базируется в Дании, ею руководит Й. Парнас. В настоящее время эта школа разрабатывают идею об уровнях Я (Self) и их нарушениях. Низший уровень Я (core Self) является чем-то вроде чувства себя, уверенности том, что ты сам являешься автором своих мыслей и действий. Это Я не различается у разных людей и мы привыкли к тому, что у всех здоровых оно есть, его просто не может не быть. Оно кажется нам «логичным». Средний уровень Я — мыслительный, это соответствует примерно декартовскому cogito. И, наконец, высший уровень — рефлексивный, это скорее Я в смысле личность, Я-концепция, личностный стержень.
Дорефлексивное Я не выходит на уровень сознания, но сопровождает наши мысли и ощущения. Оно очень похоже на кантовское трансцендентальное единство апперцепции. Вот как Кант описывает ТЕА:
«Все многообразное в созерцании имеет, следовательно, необходимое отношение к [суждению] я мыслю в том самом субъекте, в котором это многообразное находится. Но это представление есть акт спонтанности, т. е. оно не может рассматриваться как принадлежащее чувственности. Я называю его чистой апперцепцией, чтобы отличить его от эмпирической апперцепции; оно есть самосознание, порождающее представление я мыслю, которое должно иметь возможность сопровождать все остальные представления и быть одним и тем же во всяком сознании; следовательно, это самосознание не может сопровождаться никаким иным [представлением]…»[66]
Хотя по этим словам Канта мы можем подумать, что следует считать всех людей равно наделенными самосознанием, что, очевидно, не так — в ТЕА нам важно не то, что Кант называет его самосознанием, а то, что это принцип единства субъекта, благодаря которому все мысли субъекта имеют специальную отнесенность к этому субъекту. То есть «представление «я мыслю»» сопровождает все остальные наши представления. Мы не мыслим его специально, у нас нет задачи его рефлексировать. Рефлексия самосознания появляется только через несколько, так сказать, логических шагов. Оно просто есть. И о том, что будет, если его не будет, говорит нам психопатология.
Идея, что в основе нарушений при шизофрении лежит ослабление Я, была ясно и художественно выражена Р. Лэйнгом в знаменитой книге «Разделенное Я». Правда, он не выделял уровни Я. По описаниям в его книге становится ясно, что у больных нарушается то самое дорефлексивное, базовое, «минимальное» Я.
Его нарушение прежде всего ведет к самому непосредственному следствию — отсутствию чувства уверенного субъективного Я при деперсонализации и дереализации. Оба эти феномена хорошо известны в психопатологии и психиатрии. Они встречаются не только при шизофрении, но и при некоторых неврозах и даже при измененных состояниях сознания из-за, например, сильного недостатка сна. Уже одно существование этих психопатологических феноменов должно было бы поставить под сомнение любую теорию, в которой в сознании нет места для инстанции Я. А именно, если и когда оно исчезает, у нас наступает деперсонализация — мучительное и явно психопатологическое состояние.
Еще более патологическим является синдром так называемого психического автоматизма (в отечественной психиатрии он долгое время назывался синдромом Кандинского-Клерамбо). Он заключается в том, что больному кажется, что его мысли вложены ему в голову, они не принадлежат ему,
