Катя кивнула. Давно сдерживаемые слезы крупными каплями заскользили по щекам, оставляя блестящие дорожки на бледных щеках.
— Прекрати! Иначе заберу дочку в стационар, — зло прошипел Дима. Его тонкие губы плотно сжались.
— Нет, Дим, нет!!! — Катя отчаянно замотала головой. — Ты не обращай внимания. Обещаю — слез больше не увидишь, — и шмыгнула носом.
Через несколько минут он протянул ей лист назначений.
— За лекарствами придется съездить в Дубское, в аптеку. Антибиотик надо начать давать как можно скорее. Обильное питье, полоскания. Я все написал. А теперь перепиши мне ваши с Соней данные. В следующий раз оформишь вызов через регистратуру — у нас с этим строго.
Дима собрал бумаги и заспешил к выходу:
— Не раскисай, справишься! Если что, я на связи! — отсалютовал он Кате смартфоном и вышел из дома.
Она подошла к окну. Белый автомобиль плавно скользнул на асфальтовое покрытие и набрал скорость. Голубоватый дымок выхлопных газов легким облачком растекался в прохладном, пронзительно чистом воздухе сельской околицы.
* * *
Нестерпимо тянучий, как конфета «Фрутелла», день наконец-то заканчивался.
Мягкий свет приглушенного розовато-серебристыми облаками заката заливал комнату. Катя сидела на полу, привалившись к кровати. В защитной полудреме смертельно уставшего организма, ее мозг «пережевывал» предельно нервозную сутолоку дня.
Вот она дает дочке жаропонижающее. В сотый раз учит бабу Любу пользоваться сотовым телефоном. Бежит к автобусной остановке, разбрызгивая жидкую грязь. Показавший «хвост» рейсовый автобус. Спешный ликбез у продавщицы Оксанки по ловле попутки. Метание по аптекам. Жуткая ругань изысканной площадной бранью с таксистом, попытавшимся заломить двойную (!) цену. Бесконечное дерганье Димы, закончившееся его угрозой прислать неотложку…
Ртутный столбик термометра приклеился к отметке 39,7. Ни туда, ни сюда! Спешный прием с таким трудом добытого Катей антибиотика пока не давал результата.
Наконец они обе заснули — разметавшаяся на постели дочка и Катя, скрюченная на полу возле кровати, измученная отчаянием и усталостью.
Тенью скользила по кухне баба Люба, готовила немудреный ужин. Вдруг она оживленно с кем-то забубнила.
«Кажется, Дима приехал! — на дрожащих ногах пыталась приподняться Катя. Пульсирующая кровь набатом отозвалась в висках. — На кого я похожа, прямо пугало огородное! Переодеться не успела».
Дима кивнул и начал обрабатывать руки антисептиком.
— Как дела? — строго спросил он и бросил на Катю испытующий взгляд.
— Температура не сбивается. Голос у Сонечки пропал, и пить почти перестала. Головкой только мотает и спит уже два часа, не просыпается, — уныло отрапортовала она.
Дима помрачнел. Подошел к окну и погрузился в раздумье. Тягостное молчание затягивалось. Вдруг Катя судорожно вздохнула.
Он резко повернулся. Под его глазами обозначились полукружья теней. Около жестко поджатых и без того тонких губ острыми лучами залегли носогубные складки. Во взгляде плескалась безбрежная усталость. Стало понятно, что Дима вымотан до предела.
Она смотрела на него отрешенным взглядом.
— Дмитрий Сергеевич, пожалуйста, — зашептала Катя голосом, полным тоски и надежды, и прижала побелевшие кулаки к груди. — Пожалуйста, помогите! У меня есть… деньги. Только помогите. Пожалуйста!
Ее глаза блуждали по его лицу.
Дима дернулся, словно от увесистой оплеухи. Метнулся в кухню и вскоре протянул Кате ковш с водой. Капли тяжело падали со дна на пол. Видимо, зачерпнул прямо из ведра.
— Выпей. Зря я не отправил Сонечку в больницу. Ей там было бы лучше, чем дома с истеричной матерью.
— Х-хо-лод-на-я… — заломившие от холодной воды Катины зубы выбивали хаотичную дробь.
— Тебе полезно охладиться. Глядишь, всякая ерунда перестанет лезть в твои помутившиеся мозги! — Дима сложил на груди руки. — Теперь послушай меня. Я чертовски устал и хочу есть! И спать я тоже очень хочу! У меня мелькает в глазах от детских лиц и шумит в ушах от выслушивания легких, ломит рука от бесконечной писанины.
Он шумно выдохнул и строго посмотрел на Катю.
— Но я здесь. И отнюдь не из-за денег. Надеюсь, тебе понятно.
Она опустила голову. Неопрятные пряди свалявшихся за день волос упали на ее загоревшееся лицо.
Дима открыл чемоданчик, вынул упаковку с «системой»: одноразовые шприцы и две склянки с прозрачной жидкостью.
Не взглянув на Катю, попросил:
— — Пришли бабу Любу. А ты умойся, переоденься и поешь хоть что-то. Жди в кухне, когда позову. Без разрешения в комнату не входить!
Она подчинилась. Баба Люба тщательно вытерла полотенцем вымытые руки, снисходительно взглянула на нее и прошествовала в комнату.
Катя прошла в зашторенный закуток на кухне и стала быстро мыться.
С тщательно причесанными и убранными в аккуратный хвост волосами, свежим лицом, переодетая, она осторожно заглянула в чуть приоткрывшуюся дверь.
Старая женщина в чистом, отутюженном халате держала на весу в руках, облепленных медицинскими перчатками, перевернутую склянку с жидкостью. Ее лоб и волосы тщательно закрывал белый ситцевый платок. Из склянки змеилась тонкая трубка к ручке Сонечки.
Дима сидел возле нее на постели, как-то особенно ловко придерживал локтевой сгиб тонкой детской ручки одной рукой и не менее ловко фиксировал тельце другой. Из склянки капал раствор — медленно, капля за каплей.
Он что-то шепотом говорил бабе Любе. Та важно кивала.
Катя горько вздохнула и отошла от двери. Подошла к столу и аккуратно сняла старый шерстяной платок с кастрюли. Приоткрыла крышку. В лицо вкусно пахнулоупревшей пшенной кашей.
«Нет, я не смогу проглотить ни ложки, пока дочке не станет легче! И вообще, мое место возле Сонечки, что бы Дима себе ни придумывал!» — она водворила крышку на место и вновь укутала кастрюлю платком.
Решительно открыла дверь в комнату. Процедура закончилась, Дима собирал сумку.
Катя присела на краешек кровати. Прикоснулась губами к влажному прохладному лобику дочки — температура, похоже, снизилась. Внезапно Сонечка открыла глазки и прошептала: «Мамочка, не уходи! С тобой хочу!».
У Кати защипало в носу от подступивших слез.
«Нет! Наплакалась, хватит. Не дождетесь!» — неизвестно для кого выдала она внутренний монолог.
Спокойно взглянула на Диму:
— Я очень благодарна! Дальше сама. Честное слово, справлюсь! Поздно уже, тебе пора отдыхать.
Он вздохнул и что-то исправил в листке назначений.
— Продолжайте лечение. Пить как можно больше. Завтра заеду во второй половине дня. Всего доброго, — Дима направился к двери.
