армий, отвечавших за снабжение, наиболее способным, похоже, был Монтгомери Мейгс, назначенный в 1861 году главным интендантом армии Севера. Впрочем, его роль по большей части сводилась к общему руководству, а основные решения, связанные с поставками продовольствия, принимали командиры на местах. Мятежникам никогда не удавалось накормить всех своих людей, хотя еды на Юге было достаточно. Историки полагают, что виной тому было неэффективное управление, нехватка фондов и слабая транспортная система. Сами солдаты винили в этом своих интендантов: считалось, что представителями именно этой военной специальности оказываются все отбросы армии – лентяи, забияки и пьяницы. Рядовой Джон Робсон предполагал, что многие интенданты были жуликами, приберегавшими лучшие припасы для себя, а занимавшийся до войны коммерцией майор Майкл Харман еще в 1861 году предсказал, что не владеющие системным подходом неопытные интенданты поставят победу Юга под угрозу. Многим офицерам определенно не хватало тщательности и аккуратности, необходимых для этой работы[138].
Вероятно, на протяжении всей войны у армии северян было больше еды, однако эффективность янки в том, что касается доставки продовольствия, сильно преувеличена. У федералов случались голодные кризисы, когда целые полки на долгое время оставались без еды. Солдаты обвиняли в этом ленивых интендантов, жадных поставщиков и некомпетентных инспекторов. Военное министерство США пыталось искоренить мошенничество и бессмысленную трату ресурсов, однако задача оказалась ему не по силам. Кроме того, новые интенданты практически не проходили никакого обучения: предполагалось, что они всему научатся на месте. В 1861 году капитан Чарльз Лейб, назначенный интендантом в Бакхэннон, Западная Виргиния, описал, какого труда ему стоило добыть экземпляры Военного устава. Далее он попытался убедить офицеров выписывать мирным жителям свидетельства о реквизиции, но некоторые попросту отказались это делать – вероятно, им не хотелось тратить время. Результатом бюрократической беспомощности стало то, что в армии янки тоже начался настоящий голод[139].
Обе армии сталкивались с множеством сложностей на последнем и самом важном этапе доставки продовольствия – когда провизия должна была поступать непосредственно солдатам в поле. По всей территории Юга продовольственные обозы могли попасть в неприятельскую засаду или задержаться в пути по причине неблагоприятных погодных условий и плохих дорог. Что касается железнодорожного сообщения, то вагоны ломались, а поезда запаздывали или становились мишенью для вражеских атак. Во время очередной наступательной операции каждая армия стремилась уничтожить созданные противником временные продовольственные склады. Из-за постоянных проблем с поставками солдатам обеих армий приходилось подолгу ждать получения пайков – мучительная ситуация, особенно для людей, занимающихся тяжелым физическим трудом. Рядовой армии США Герман Берхаус утверждал, что, по мнению его товарищей, они «имели право» получать от армии приличную еду[140].
И южанам, и северянам пришлось адаптироваться к перебоям в поставках продовольствия. Некоторые, подобно капралу-мятежнику Джеймсу Э. Холлу, обращались за едой к своим родственникам; другие обменивали вещи на продукты у дозорных вражеской армии; кто-то обыскивал ранцы погибших солдат; иногда еду покупали у маркитантов. Северная армия получала немного продовольствия от Санитарной комиссии США, но у мятежников не было и этого. Голодные конфедераты воровали провизию у собственных интендантов. Голодные янки поступали точно так же. Работавшие в Интендантском ведомстве солдаты, подобно рядовому Генри Эплину из армии США, использовали свое положение, чтобы прикарманить немного еды. Генри писал своим родственникам, что оформлял поддельные ордеры на сахар, чай и патоку, а полученные продукты откладывал для себя[141].
Новые продукты
Но чаще всего солдаты обеих армий обращались за едой к мирным жителям. Для реквизиции продовольствия отправлялись официальные экспедиции, однако с самого начала их сопровождало множество организационных проблем. В Военном кодексе, ра́вно как и в «Военном словаре» Скотта, предполагалось, что участники таких экспедиций будут выдавать расписки всем мирным жителям, вне зависимости от имевшихся у тех политических взглядов, и в начале войны это действительно практиковалось, причем в обеих армиях. Однако военные, естественно, отдавали предпочтение тем гражданским, которые были на их стороне. В декабре 1861 года бригадный генерал США Сэмюэл Р. Кертис, выпускник Вест-Пойнта, служивший в Ролла, Миссури, приказал кавалерийскому офицеру, собиравшему продовольствие у местных жителей, выдавать расписки только «добрым юнионистам», что, по сути дела, было нарушением закона. С некоторым снисхождением можно сказать, что генерал всего лишь более чем на шесть месяцев предвосхитил приказы Поупа. Впрочем, многие солдаты и офицеры не особенно интересовались политическими взглядами гражданских, у которых они забирали еду[142].
Неспособность военных обращаться с документами стала источником многих других проблем. Предполагалось, что солдаты должны использовать печатные бланки, в которых требовалось указать объем реквизированных продуктов, дату и фамилию того, у кого эти продукты реквизированы, однако зачастую такие документы оформляли в свободной форме. Некоторые интенданты выдавали бланки, написанные от руки карандашом, или передавали право подписи солдату, распоряжавшемуся обозом. Некоторые офицеры отказывались хранить у себя второй экземпляр расписки, как того требовал устав: вероятно, это было слишком хлопотно. Ни южане, ни северяне не отличались большим желанием следовать установленным бюрократическим процедурам. Они использовали слова «справка», «талон» и «расписка» как синонимы и понимали под ними любой документ, выданный гражданскому лицу за конфискованные и не оплаченные армией ресурсы, хотя предполагалось, что интенданты и складские агенты будут использовать талоны, а солдаты в поле – расписки. («Справка», очевидно, была универсальным обозначением любого военного документа.) Мягко говоря, военные были не очень хорошими бюрократами, скорее, очень плохими[143].
Однако проблемы обеих армий не ограничивались только выдачей документов: они касались и поведения самих военных. Начнем с северян. Подполковник Чарльз Денби заявил, что будет наказывать за самовольную конфискацию еды у гражданских, и в некоторых случаях эта практика действительно оказывалась наказуемой. Однако на деле военная дисциплина проявила себя как невзыскательная и спорадическая, не особенно помогая предотвратить злоупотребления. Более того, в архивах военно-полевых судов практически нет материалов о случаях незаконной реквизиции продовольствия: в случайной выборке из сотен папок, полученных в Национальном архиве, обнаружилось лишь одно такое дело, о котором речь пойдет далее. Отправляясь на поиски еды, солдаты часто покидали свои лагеря; они ускользали от собственных дозорных и высмеивали офицеров, которых обводили вокруг пальца. В Виргинии несколько лейтенантов попытались не дать солдатам вломиться в мясницкую местного фермера, однако те все равно отобрали у него мясо. Находились и солдаты-рецидивисты. Когда отряд, в котором служил рядовой Кливленд Хаузер, встал лагерем в Алабаме, солдатам два дня не давали мяса. В результате Хаузер отправился на соседнюю ферму и забрал там свинью. Оказавшись на гауптвахте, он сообщил, что и раньше совершал подобные действия и что ему все равно, накажут его или нет[144].
Тех, кто самовольно отправлялся на поиски провианта, в армии США называли «шатунами»: предполагалось, что такое случается нечасто и что речь идет о совсем небольших объемах еды. Однако на протяжении войны многие солдаты отбирали у местных жителей огромное количество продуктов. Еще до своего вступления на территорию Конфедерации янки исходили из того, что еду можно отбирать силой. В июне 1861 года в Хагерстоне, Мэриленд, лейтенант Уиллис Э. Помрой отметил, что солдаты Федерации забирали все «съедобное, что подворачивалось им под руку». Солдаты Конфедерации поступали точно так же. Иногда они тайком покидали лагерь по ночам, иногда отправлялись на поиски провианта при дневном свете. Они сворачивали
