в такие передряги уже ни раз. «Энтузиаст» скрипел, стонал, но лез на крутые волны, затем скатывался в бездну. Все под ногами и руками ходило ходуном. Иногда китобоец почти ложился на борт, судно почти постоянно давало бешенный крен и деферент. Вся надежда была на то, что за мысом «Шипунским», будет полегче.
— Ты чего творишь мудак безрукий! Как держишь, твою мать?! Три румба правее! — вдруг закричал Бивнев на рулевого и бросился к штурвалу. Оттолкнув матроса, он быстро стал перекладывать румпель. Я видел, как моряк еле сдерживается от того, чтобы не ответить обнаглевшему старпому его же монетой. Хамил Бивнев всем и всегда, за исключением капитана и меня, и даже упивался своей властью и безнаказанностью.
«Энтузиаст», тяжело вздыхая, охая, скрипя, взобрался на крутую гору и, зарываясь в шипящей волне, свалился в разверзшийся омут. Он катился так стремительно, что казалось — падал в пропасть. Меня охватил страх, и я закрыл глаза. Мне казалось, что падение продолжалось бесконечно долго. «Энтузиаст» так тряхнуло, что я с трудом удержался на ногах. Тяжелая волна ударилась в левую скулу китобойца и, разбившись веером, опала на корабль, залив нас с головы до ног. Китобоец перестал падать, встречной волной его захлестнуло, вода с шипением прошлась по всем закоулкам и надстройке и чуть–чуть не сбила нас с ног. Затем нас снова начало поднимать вверх. Долго и медленно мы ползли в гору. Усилившийся ветер разбивал в пыль загривки волн. Водяная пыль и снег мелкой поземкой неслась нам навстречу.
Димка, сжав губы в тонкую линию, уверенно держал штурвал, не сводя взгляда с новой, надвигавшейся на «Энтузиаст», еще более страшной волны. Китобоец снова стремительно скатился в кипящую бездну и на миг остановился, как бы раздумывая или ища выхода. Волны стремительно накинулись на него. Между тем огромный вал возвышавшийся над нами, был готов уже подмять под себя китобоец. «Энтузиаст» вновь медленно полез вверх. Он поднимался почти отвесно, не понятно каким образом не скатываясь вниз. И тут я заметил, как начала отрываться одна из китовых туш. Нам бы нужно было вообще избавится от китов, в такой-то передряге, они только мешали нам и делали судно не управляемым, но мы так поступить не могли. Слишком долго мы искали этих кашалотов, слишком много сил потратили, чтобы добыть и доставить на «Алеут», поэтом такой мысли ни у кого даже не возникло.
— Упустим! Ну ка быстро крепить! Шевелитесь каракатицы! — проорал Димка в ухо стоявшему рядом рулевому и тот, взяв с собой вперёдсмотрящего, мгновенно исчез с мостика. Зря он конечно, на палубе сейчас совсем не безопасно.
Матросы работали споро, но не успели… Я видел, как они схватили цепь и принялся что–то делать на палубе и тут, в этот самый момент, на китобойца налетела волна и накрыла людей с головой.
— Держи руль Витька! — я даже толком понять ничего не успел, как Бивнев слетел на палубу, бросив штурвал. Мне ничего другого не оставалось, как перехватить управление судном. Дальше я был только невольным свидетелем разыгравшейся трагедии, не в силах помочь своим товарищам. На мостике, кроме меня никого не осталось.
— Капитана на мостик! Подвахту на палубу! Живо мать вашу! — проорал я в переговорную трубу, даже не подумав, что кричу я в машинное отделение. Но механики меня поняли правильно, уже через пару минут капитан и несколько матросов, во главе с боцманом, были возле меня, но даже они, помочь ничем уже не могли.
Когда схлынула волна, накрывшая матросов, я увидел, что оба они лежат без движения, их с силой ударило о надстройку. Дима мог спасти только двоих — себя и одного из пострадавших, у него хватило бы времени занести раненного в надстройку, но он предпочёл пожертвовать собой и спасти обоих…
Я видел, как он шустро привязывает пострадавших к лееру, а за его спиной, прямо перед носом китобойца, поднимался очередной водяной вал. Дима успел, он работал до последнего, не думая о себе, и когда «Энтузиаст» снова скрылся под водой, начавшие приходить в себя матросы были крепко привязаны к борту судна. Я помню, как в последний момент он обернулся, а потом резко выпрямив спину, бросил взгляд на мостик, на его лице не дрогнул ни один мускул и мне кажется, что он даже улыбнулся мне, а потом пропал — больше никто и никогда не видел ни живым, ни мёртвым старшего помощника китобойца «Энтузиаст» Дмитрия Бивнева.
— Человек за бортом! — это кричал уже боцман, который застал самую развязку трагедии.
— Стоп машина! Китов отвязать, на флаг! — ору я в переговорную трубку и окружившим меня матросам, перекладывая руль в сторону борта, с которого Бивнев упал в воду, но крепкая рука капитана отбрасывает меня от штурвала. Строгонов занимает моё место и тут же отменяет мою команду.
— Отставить! Полный ход! — и повернувшись ко мне, орёт так, чтобы я услышал — нельзя машину останавливать Витя! Погибнем! Сейчас развернёмся с ходу и назад пойдём! Если сможешь, давай в бочку с биноклем!
Дважды просить меня не пришлось, я бросился на переходной мостик и с него перебрался на ванты. Как «человек паук» из известного всем комикса, уже через несколько секунд я был в ходящей ходуном бочке и крепко привязывался к мачте. В это время команда боцмана радикальным способом избавляется от китов, просто на просто воткнув в каждого по флагу и перерубив хвостовой стебель. Снова причалить их к борту китобойца будет большая проблема, но всем сейчас не до этого. Да и найдём ли мы потом этих китов…
Вся свободная команда заняла возвышенности судна, обшаривая взглядом горизонт в поисках смытого волной товарища, капитан мастерски управлял судном, каким-то чудом избегая встречи с огромными волнами, рядом с ним стоял Дед, готовый в любой момент перехватить управление, а наш китобоец описывал полную циркуляцию, возвращаясь на место падения.
Три часа поиска, и всё без результата, Диму Бивнева, найти мы так и не смогли…
Не сказать, что я или кто-то из команды особо горевали по своему старпому, нужно смотреть правде в глаза, у Димки не было друзей в команде, скорее больше половины экипажа считали его своим недругом, но его смерть, тем не менее всех потрясла. И потрясла не столько сама гибель молодого старпома, сколько то, что он сделал перед ней. Своим поступком, он списал все свои прегрешения и нанесённые обиды, только вот слишком дорогую цену ему
