будущее. Я пошутила.
— Это очень красивый дом. Я раньше часто бывала здесь.
— Правда?
— Да, его снимал один мой друг, адмирал. Он мне и сейчас изредка пишет. Его, беднягу, опять отправили в море. Я даже не знаю, по кому я больше скучаю: по нему или по этому дому.— Мэри-Джо улыбнулась.— Но, может быть, вы меня сюда еще как-нибудь пригласите.
— Мэри-Джо, конечно, с большой радостью. Вы очаровательнейшая женщина.
— Ну, уж если не очаровательнейшая, то по крайней мере чувствительнейшая из всех ваших друзей!
— Я серьезно. Позвоните мне. Пожалуйста. Позвоните на той неделе.
— Да, конечно, мне наверняка захочется узнать, как здоровье вашей дочери.
— У вас есть мой номер?
— Да. Дома, в записной книжке.
Что-то было не совсем так. Крис удивилась. В голосе Мэри-Джо звучала какая-то странная нотка.
— Спокойной ночи,— попрощалась миссис Пэррин.— И еще раз спасибо за прекрасный вечер.
Крис закрыла дверь и почувствовала, что смертельно устала. «Тихая ночь. Что за ночь... Что за ночь...»
Она вошла в гостиную и увидела, как Уилли, нагнувшись, расчесывала ворс на ковре — в том месте, где было мокрое пятно.
— Я пробовала сводить уксусом,— пробормотала Уилли.— Два раза.
— Сходит?
— Может, в этот раз,— засомневалась Уилли.— Не знаю. Сейчас посмотрим.
— Нет, сейчас ничего не увидишь, надо, чтобы ковер высох.
«Да уж, действительно очень ценное замечание. Толстуха несчастная! Иуда, иди лучше спать!»
— Оставь, Уилли. Иди спать.
— Нет, я закончу.
— Ну ладно. Спасибо тебе за все. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, мадам.
Крис медленно поднялась по лестнице.
— Великолепное рагу, Уилли. Всем очень понравилось.
— Да, мадам. Спасибо.
Крис заглянула к Риган. Дочь еще спала. Потом Крис вспомнила про планшетку. «Может быть, спрятать ее? Или выкинуть? Боже, Пэррин ведь не очень разбирается в этих делах!» Крис и сама понимала, что вымышленный друг — это не совсем нормально. «Да, пожалуй, я ее лучше выкину».
Крис колебалась, стоя у кровати и глядя на Риган. Она вспомнила один случай. Дочери было тогда три года. Говард решил, что Риган пора уже спать без бутылочки, к которой она сильно привыкла. Он забрал у нее бутылочку, и Риган кричала всю ночь до четырех утра, а потом на протяжении еще нескольких дней у нее были приступы истерии. Крис боялась, что такая реакция может повториться и сейчас. «Лучше подожду немного, пока не проконсультируюсь у психиатра». К тому же и риталин пока что не произвел желаемого эффекта.
Она решила подождать. Вернувшись в свою комнату, Крис забралась в кровать и сразу же заснула. Проснулась она от отчаянного, истеричного крика.
— Мама, иди скорей, иди сюда! Я боюсь!
Крис бросилась через холл в спальню Риган. Девочка визжала. Из спальни доносился скрип пружин.
— Крошка, что случилось? — воскликнула Крис и включила свет.— О Боже!
Напрягая все тело, Риган распласталась на спине. Лицо ее было заплаканное и исказившееся от ужаса. Руками девочка судорожно вцепилась в кровать.
— Мамочка, почему она трясется? — закричала она.— Останови ее!
Матрац на кровати резко дергался взад и вперед.
Часть вторая
НА КРАЮ ПРОПАСТИ
Глава первая
Ее снесли в дальний угол маленького кладбища, где земля, скованная надгробными плитами, задыхалась от тесноты.
Месса была такой же печальной и унылой, как и вся жизнь этой женщины. Приехали ее братья из Бруклина, пришел бакалейщик из углового магазина, отпускавший ей продукты в кредит. Дэмьен Каррас наблюдал, как ее опускают в темноту. Горе и слезы душили его.
— Ах, Димми, Димми...
Дядя обнял его за плечи.
— Ничего, она сейчас в раю, Димми, она сейчас счастлива.
«О Боже, пусть будет так! О мой Бог! Я прошу Тебя! Молю Тебя, пусть будет так!»
Его уже ждали в машине, но Дэмьен никак не мог отойти от могилы. Воспоминания давили его. Ведь мать всегда была одна...
Весь путь до Пенсильванского вокзала Дэмьен вынужден был слушать, как его дядюшки обмениваются впечатлениями и наперебой рассказывают о собственных болячках. Они, наверное, так никогда и не избавятся от свойственного всем эмигрантам акцента, отчего-то подумалось вдруг ему.
Спазмы душили его, грозя сорваться с губ словами гнева, однако он сумел справиться с внутренним раздражением. Ему стало вдруг стыдно. Взглянув в окно, он увидел здание пункта по оказанию помощи малоимущим, куда зимой по субботам она ходила за молоком и овощами, торопясь сделать это, пока он еще нежился в постели. Потом они проехали мимо зоопарка — там он часто бывал летом, когда она оставляла его и шла просить милостыню на площадь перед отелем «Плаза». Возле отеля Каррас не выдержал и несколько раз всхлипнул, однако быстро взял себя в руки и вытер жгучие слезы запоздалого сожаления. Ну почему, почему так происходит? Почему его любовь нашла лазейку и выплеснулась наружу лишь теперь, после стольких лет? Почему она напомнила о себе тогда, когда уже слишком поздно что-либо исправить? Все это время мать терпеливо и покорно ждала, пока Дэмьен вернется. Почему же все теплые человеческие чувства ограничились в нем хранением в бумажнике той самой церковной карточки: «В память...»?
Каррас вернулся в Джорджтаун к обеду, но есть ему совершенно не хотелось. Дэмьен слонялся взад-вперед по комнате. Приходили с соболезнованиями знакомые иезуиты, обменивались с ним парой фраз, обещали молиться за нее и уходили.
В начале одиннадцатого явился Джо Дайер. Он с гордостью вытащил бутылку шотландского виски и прокомментировал:
— Отличная марка!
— Откуда ты взял деньги? Позаимствовал из фонда для бедных?
— Не будь идиотом, это было бы нарушением обета нищеты.
— А откуда же они у тебя?
— Я украл бутылку.
Каррас улыбнулся и покачал головой. Затем достал стакан, кофейную кружку и, ополоснув их в крошечном умывальнике, промолвил:
— Я верю тебе.
— Такую безоглядную веру я первый раз встречаю.
Каррас вдруг почувствовал знакомую боль. Он отогнал ее прочь и вернулся к Дайеру. Тот уже сидел на его койке и открывал бутылку. Дэмьен устроился рядом.
— Ты когда предпочитаешь отпустить мне грехи: сейчас или попозже?
— Лей давай,— отрезал Каррас,— и отпустим грехи друг другу.
Дайер наполнил стакан и кружку.
— Президент колледжа не должен пить,— проговорил он.— Это было бы дурным примером. Пожалуй, я избавил его от большого искушения.
Каррас выпил. Он не поверил Дайеру. Слишком хорошо он
