её ответно в пухлую щёку. – Господи, как же ты выросла… Тяжёлая стала – жуть! Сколько ты ешь?
– Многооо, – довольно тянет. – Много мясааа.
Всплёскивает руками и тут же смотрит на Дикого, улыбаясь.
– Дядя Яр-рослав тако-ое вкусное готовит!
– Ах, теперь понятно, чего моя девочка так разъелась, – хихикаю.
Дронов – крёстный Полины. По рассказам отца я знаю, что ладят они неплохо. И сейчас, когда понимаю, что девочка его совсем не боится, и они довольно-таки близки, даже завидую.
– Ой, Вик, – малявка хлопает глазками и трогает мои волосы своими пальчиками. – А ты что, с дядей Ярославом пр-риехала? Вы встр-речаетесь?
Я тут же краснею и восклицаю:
– Да что ты такое говоришь!
На Дикого даже боюсь смотреть! Но с его стороны слышится тихий смех, который сопровождается недовольными словами Ксюши.
– Кто её такому научил вообще?
Поворачиваюсь к Ксюше. И сильнее сжимаю девочку на руках, когда вижу, как мачеха опирается ладонями о плечи Дикого и встаёт на носочки, чтобы поцеловать того чуть ли не в губы.
Ярослав немного поворачивает голову, из-за чего она промазывает, и губы касаются щетинистой щеки.
– Рада тебя видеть.
– Ага, – Ярослав тут же становится отстранённым.
Впервые его таким вижу.
– Полинка соскучилась, – продолжает Ксюша.
– Я тоже, – и опять отвечает сухо. Оборачивается, делает шаг в нашу сторону, и ладони Ксюши слетают с его плеч.
Будто не хочет, чтобы она трогала его. Подходит к нам. Теребит Маковку (как я нежно называю Полину) по голове.
– Батя твой приедет на днях, – улыбается. – На шашлыки соберёмся. Накормлю тебя мясом повкуснее.
Она тянет свои ручки в его сторону, и я невольно начинаю ревновать. То ли сестру к Дикому, то ли Дикого к сестре…
– А вы с Викой встр-речаетесь?
Вот же неугомонная! Ещё и рычит постоянно. С тех пор, как букву «р» выговаривать научилась, так и рычит без остановки. Вот глупости говорит же…
– Сладость моя… – начинаю, но не успеваю снова отругать её.
Яр подбрасывает её на руках, из-за чего та крепко вцепляется в его плечи.
– Не бойся, малая, Ежевику я у тебя не отберу, но украду ещё. Не против?
Она радостно машет головой и резко наклоняется, что-то шепча ему на ушко. Ярослав со всей серьёзностью дослушивает её и приподнимает уголки губ.
– Зуб даю.
Не знаю, о чём они там говорят, но моё внимание привлекает Ксюша. Настороженная, недовольная. Косо посматривающая на меня.
– Ну всё, Поле пора читать, – отрезает она. – А моей любимой падчерице – рассказать, как она поживала всё это время в Америке.
– Канаде же, – недоумённо говорит Дикий, ставя Маковку на землю.
– Ах, да, – наигранно смеётся мачеха. – Оговорилась.
Жаль, но она не оговорилась. Ей просто абсолютно всё равно, где я жила до этого. Америка, Канада – для неё всё, что связано со мной, не имеет значения.
– Да, мы пойдём.
Я хватаю девочку за руку и поворачиваюсь к Дикому.
– Спасибо тебе ещё раз, – натягиваю улыбку, скрывая за ней самую настоящую грусть. – Ну я тут надолго, поэтому, может, ещё встретимся!
Дикий кивает:
– Смотри, не найди на свою попу приключений.
Я показываю ему язык. Игриво хлопаю глазками и притворно весело отвечаю.
– Если найду, – шепчу с придыханием, смотря на Ярослава снизу вверх. Чёрт… Какой он большой… Как за каменной стеной ведь можно спрятаться, – я позвоню тебе…
И всё.
Я просто ухожу. Быстро. Запоминаю эти несколько драгоценных минут и захожу вместе с сестрой в дом. Дронов что-то ещё говорит мне вслед, но я уже не слышу.
Отправляю Полину помыть руки после улицы, а сама собираюсь слинять в свою комнату. Но далеко уйти не успеваю. За спиной слышится ехидный голос моей мачехи:
– Не надоело ещё перед мужиками дурой притворяться?
Глава 19. ЕжевикаДикий
Ежевика
Я поджимаю губы и сдерживаюсь, чтобы не ответить резко. Папа просил не ругаться с ней. И я, вообще-то, не собиралась. Мне легче промолчать, чтобы не раздувать конфликт. Да и ответить не смогу.
Но Ксюша любительница начать первая. Как и сейчас.
– Ну что ты молчишь? Перед Ярославом такую дурочку играешь, – усмехается. – Понравился, что ли? Папочкиной любви не хватает, мужика себе ищешь? Лука не удовлетворяет?
Я ничего не отвечаю. Из ванной выбегает Полина, прерывая нас.
– Пошли, вещи вместе разберём! – тянет меня в комнату.
А я только рада. Отрываю взгляд от мачехи, чтобы скорее уйти отсюда.
– Поль, – ласковый голос Ксюши кажется мифическим.
Она хорошая мать, но как человек… Не знаю, может, это только у нас не сложилось.
– Поешь сначала. Мы только с самолёта.
– Но я не хочу, – расстроено бормочет сестричка.
– Иди поешь, – говорю ей спокойно. – Потом я зайду к тебе, и мы вместе разберём твои вещи, согласна?
Она активно кивает, отпускает мою ладонь и вприпрыжку бежит на кухню. А я спокойно ухожу. Поднимаюсь на второй этаж, чувствуя на себе обозлённый взгляд мачехи.
Не знаю, почему мы не ладим… Я всегда ко всем отношусь дружелюбно. Не вступаю в ссоры и вообще пытаюсь решать всё мирно.
С тех пор, как мы познакомились, не давала ей поводов злиться на меня. Наоборот, всегда старалась понравиться. Папа любит Ксюшу, любит Полину. Ему не нравится, что его жена так на меня реагирует. Иногда. Хотя при нём она добрая и ласковая. И я бы давно показала, какая она на самом деле, но Поле нужен отец. Семья.
Папа счастлив, а это главное.
Да и в чём-то Ксюша права. Она говорила мне это не раз. Сказала впервые, когда я согласилась на авантюру с Лукой. Что потому, что я росла без отца и всю жизнь не могла спокойно говорить с мужчинами из-за закрытой школы, теперь строю из себя дуру. Пытаюсь привлечь внимание невинностью и робостью.
Часть правды в этом есть… Я не могу нормально общаться с противоположным полом. Мне неловко делать это. Даже с Лукой чувствую себя некомфортно.
Но в остальном – всё ложь. Я просто такая. Немного закомплексованная, неуверенная и робкая.
И только с Диким страх и неловкость пропадают. Я не пытаюсь ему понравиться, как всем остальным. Чтобы подружиться, чтобы они не смотрели на меня, как на… больную.
Мне говорят, что я чудаковатая. Обсуждают за спиной. От этого мне тяжело с новыми людьми.
Только с Диким всё не так…
Неужели со стороны кажется, словно я навязываюсь? Играю. Или Ксюша опять пытается испортить мне настроение, которого и так нет?
Я вздыхаю. Удалось ей меня накрутить. И от этого становится тошно. Но стараюсь успокоиться. Поднимаюсь
