она слишком увлеклась этим днём, когда прикинулась попрошайкой и начала зачаровывать своим пением заполонивших город прохожих. И вот результат. Её так постыдно поймали, и теперь она стоит в неглиже перед самым страшным имперским жнецом из Огненных Земель. Кажется, нечто подобное ей снилось в последнюю ночь, но не столь реалистично и не в окружении богато обставленной комнаты. А вот сам жнец, похоже, был именно таким, как и во сне. Высоченным, необъятным и пугающе смуглым – в чёрной кожаной куртке, штанах и высоких сапогах со шуровками на швах, но без той своей боевой сбруи с жутким холодным оружием всевозможных форм и размеров.
Но, самое ужасное, он заслонял сейчас своей огромной мускулистой фигурой двери и, судя по всему, всё недавнее время сторожил её с той стороны. Она не просто была в этом уверена, она будто бы чувствовала его постоянное присутствие и даже его жадный взгляд. А теперь и вовсе не знала, что думать и что делать, прекрасно понимая, что означал этот тёмный, буквально пронзающий взор исподлобья от имперского убийцы. Он мог означать только одно. Теперь он её отсюда так просто не выпустит.
– П-пожалуйста… прошу! Я… я ещё никогда не была с мужчиной…
– Да, я это знаю. Но зато умеешь их соблазнять и сводить с ума.
Следующий его шаг казалось, выкачал из комнаты практически весь воздух. На Лорелию будто полыхнуло обжигающим облаком чужой близости и подминающей воли. Ей стало и трудно дышать, и даже стоять на ногах из-за усилившейся в коленках дрожи, как и захотелось со страшной силой отступить назад, чтобы прислониться спиной к деревянной стенке.
– И это очень опасно – обладать столь завораживающей красотой. Не говоря о долге Древних Фьордов, который теаринцы теперь обязаны выплачивать двенадцать долгих колен имперской короне Огненных Земель. Считай, на тебе стоит печать Сириона с самого первого дня твоего рождения, и которому ты теперь принадлежишь, как пожизненная собственность, вплоть до своей кончины. И даже если тебя возжелает сам император…
Пока Эйдан всё это ей говорил, неумолимо приближаясь и преграждая собой абсолютно всё и вся, его голос ощутимо огрубел, понизился и стал больше походить на хриплое звериное рычание. И от его звучной вибрации у Лии ещё сильнее холодели внутренности, стыла в жилах кровь, а по спине и затылку расползался сонм колких мурашек, из-за которых тут же вставали дыбом волоски на коже.
– Даже он не вправе даровать тебе свободу, как и провозглашать вольной имперской подданной. Увы, моя речная Сирена…
Милостивые боги! От его накрывшей с головой будто окутывающей тени и буквально осязаемого взгляда безжалостного хищника, готового в любую секунду разорвать в клочья загнанную им в угол жертву, ей становилось настолько не по себе и страшно, что она уже была готова взмолиться о пощаде. Но жнец не только не останавливался, но и заставлял её паниковать ещё больше. Поскольку она видела в его чёрных, бездушных глазах и чувствовала в его близости то, что он и не собирался от неё скрывать.
– Но ты по крови и месту своего рождения являешься имперской рабыней, права на владение которой может заявить любой приближённый Его Императорского Величества. И сейчас этим правом собираюсь воспользоваться я. Иначе…
Он вдруг поднял руку, и Лия несдержанно вздрогнула и даже всхлипнула. Но так и не отшатнулась, задышав ещё чаще и расширив от страха и до болезненной рези глаза. Как и не отшатнулась от мягкого касания грубых пальцев мужчины, обхвативших её лицо за скулы, щёки и накрывших её дрожащие губки.
Ничего ужасного она в этом так и не почувствовала, невольно вспомнив те моменты, когда его более напористые ласки и поцелуй у Лунных Скал вызывали в ней греховный жар с бесконтрольным желанием. Он будто заражал её собственной похотью, из-за чего её тело моментально реагировало на все его к ней действия и манипуляции. А мощный прилив ответного исступления тут же смывал все недавние страхи и панику, словно морская волна песочный город с берега.
Правда, от этого становилось ещё более невыносимей, так как она не могла не бояться его вовсе. Вот только её истинная сущность рвалась к этому жуткому человеку против воли самой Лорелии, изнывая от жажды испытать большее. Узнать, каково это – быть с мужчиной, как и почувствовать разницу между своими и чужими ласками.
– Иначе этим правом захочет воспользоваться кто-то другой… – смысл его последней фразы едва ли достиг здравого рассудка девушки, так как вторая ладонь жнеца накрыла её грудь под шеей и скользнула под край выреза льняной сорочки. И снова Лия вздрогнула всем телом от очередного шокирующего ощущения, сильно отличающего от тех, какие она испытала в холодной воде.
– А я не намерен допускать подобного расклада вещей. Ты будешь моей… – в этот раз он просипел свой вердикт прямо ей в губы, пока одной рукой стягивал с её плеча и налитой груди сорочку, а пальцами второй погружался в волосы за шеей и обхватывал затылок в жёсткой фиксации. – И только моей. Ты будешь принадлежать лишь мне одному…
Похоже, он уже бредил, хотя, и Лия мало что понимала из его хриплых слов. Особенно, когда он накрыл её задыхающиеся губки своим горячим, сминающим ртом, тут же вторгаясь в её сладкую глубину жадным и совершенно бесстыдным языком. Заставив её снова вздрогнуть, но уже от иных ощущений. От жгучей, пронзительной и одновременно сладкой вспышки ненормальной похоти, которая ворвалась в её тело раскалённой стрелой прямо из самого мужчины. И которая разрасталась и доводила до полного сумасшествия, пока он продолжал её целовать и скользить во рту ненасытным змием искусителем. Или облизывая поверху припухшие уста своей немощной жертвы. А потом снова проникая вглубь, в попытке обвить её язык своим или же заставить отвечать ему тем же.
– Великие боги… кажется, я готов это делать целую вечность… – когда и почему он прервал свой ненормальный поцелуй, Лорелия едва ли поймёт. За пройденное до этого время он успеет её довести практически до полуобморока и до такого сильнейшего возбуждения, какого она никогда ещё раньше в жизни не испытывала, особенно когда занималась этим тайком сама с собой.
Ведь он не просто её целовал, но и обшаривал по дрожащему телу горячей ладонью, сжимая до лёгкой боли грудь или же обхватывая ягодицу срамной лаской. И от этих совершенно новых для неё ощущений её пробирало, как от гудящей в коже и в интимных мышцах сладкого тока от грозовой молнии. И чем дальше
