Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
Перед уходом меняла опять на прощание кивнул головой, надел свою широкополую шляпу и вышел.
По узким улицам Смоленска Йосиф шел в приподнятом настроении. Наконец-то ему улыбнулась удача: он теперь сможет по-настоящему разбогатеть и вести торговлю уже на свои, а не на занятые у кагала деньги.
Он вспомнил, как в молодости ему пришлось бежать из Литвы, когда король Сигизмунд II стал притеснять евреев. Тогда им запретили носить дорогие одежды, украшения, мужчин обязали нашивать желтые буквы на одежду, женщин – носить дурацкие желтые островерхие колпаки. Все евреи должны были ежегодно вносить большие суммы в королевскую казну, помимо общих для всех королевских подданных податей. Тогда семья Шафиров потеряла свои капиталы и, бросив большой каменный дом в центре Вильно, разъехалась по соседним странам.
Молодой Йосиф поехал в уже отошедший к Москве Смоленск, где была небольшая еврейская община – кагал. Кагал дал ему денег в долг, и он занялся меняльным делом. После возврата процентов по займу кагалу у него оставалось не так много денег, и он все никак не мог накопить нужную сумму, чтобы обзавестись семьей.
– Теперь, – думал Йосиф, – он сможет жениться, завести детей. Много детей, как у его родителей. Ведь ему исполнилось только тридцать пять лет. А риск попасться в Польше на торговле оружием был небольшим. Наверное, все же наместник имел в роду евреев. Не может не еврей так ловко обделывать торговые дела.
Размышляя о предстоящей сделке, меняла дошел до своей конторы, располагавшейся на первом этаже арендованного двухэтажного каменного дома, отворил тяжелый висячий замок на двери и поднялся на второй этаж, где находилось его жилище.
Дома было холодно, и он затопил камин. Усевшись напротив камина на небольшой переносной скамье, покрытой лисьим покрывалом, Йосиф стал смотреть на огонь, лижущий большие березовые поленья. На фоне пламени перед его глазами проходили картины будущей, материально хорошо обеспеченной, а потому счастливой жизни.
Однако через пятнадцать минут меняла поборол свою мечтательность и стал готовиться к поездке. Надо было заранее отправить письмо торговым партнерам в Вильно, чтобы они выслали на границу вооруженную охрану, обязательно русских, которым можно доверять. Надо было также написать письмо в немецкий Аугсбург к брату, чтобы тот выяснил, кто сейчас покупает меха и почем.
Афонский монах Иллиодор
Руссикон – русский монастырь на г. Афон. Василий Барский, 1744 г.
После ухода Йосифа, уставший с непривычки торговаться Хворостинин на минуту закрыл глаза. Перед его мысленным взором немедленно предстал облик женщины в черном, которая сообщила ему вчера в храме о послании с Афона.
«Монах! – неожиданно озарило Хворостинина. – Под ногами у него ход в тюрьму, в которой сидит неизвестно откуда прибывший монах. Ему немедленно надо переговорить с этим заключенным, узнать, откуда он и почему пришел в город».
Взяв в проводники дежурного стрельца, князь пошел с ним в темницу. Пройдя по подземному коридору, они вошли через толстую деревянную дверь в подвальное помещение под сторожевой башней.
Свет в подвал попадал через два небольших зарешеченных окошка, находившихся под сводчатым потолком. Стены темницы, несмотря на шедший со двора холод, были покрыты влагой и с них капала вода. По земляному полу в поисках пищи шмыгали большие серые крысы с длинными голыми хвостами.
Помещение было разгорожено железными решетками на три камеры.
В первой, зарывшись по горло в прелое сено, лежали те самые тати и душегубы, про которых говорил городской управляющий. Руки и ноги у них были закованы в кандалы. Эти заключенные не проявляли интереса ко всему происходящему вокруг и на приход наместника не отреагировали.
Во второй камере, укутавшись в длинную волчью шубу, на стоге свежего сена сидел князь Иван Андреевич Шуйский, ожидавший отправки на следствие к Малюте Скуратову в Александровскую слободу. Рядом с ним стояли глиняные кувшины и чашки с остатками еды, переданной, видимо, женой. Этот пленник также не отреагировал на вошедшего Хворостинина.
В третьей камере, у окошка, на высокой копне сена стоял монах и читал книгу. Из окна тянуло холодом, и монах кутался в кусок грязной мешковины, накинутый на плечи поверх грубой рясы из домотканого сукна. На ногах у него были совершенно разбитые кожаные туфли заморского покроя, подвязанные полосками лыка.
Монах был невысокого роста, худой. Света для чтения пленнику не хватало, поэтому он поднимался на носочки, стоял так некоторое время, а потом опускался на всю стопу и, отводя взгляд в сторону от книги, давал глазам немного отдохнуть.
Увидев во время своего вынужденного отдыха, что в подвал кто-то вошел, монах внимательно посмотрел на Хворостинина, закрыл книгу, положил ее в лежавшую рядом холщовую сумку, накинул ремень от сумки на плечо и подошел к дверной решетке.
– Долго я тебя ждал, наместник, а времени у нас мало, – сказал пленник, глядя князю прямо в глаза.
Хворостинин поднял зажжённую свечу, которую держал в руке и осветил лицо говорившего: перед ним был остроносый, без бороды и усов, с совершенно седой головой юноша лет двадцати; глаза его излучали глубокий внутренний свет. Вид у юноши был изможденный, но он не казался сломленным.
– Кто ты такой и зачем пришел в Смоленск? – строго спросил монаха Хворостинин.
Седой юноша ответил:
– Зовут меня Иллиодор, а пришел я из Свято-Пантелеймонова монастыря, что стоит на горе Афон. У меня важное послание для царя Ивана Васильевича.
Услышав эти слова, Дмитрий Иванович обрадовался, что наконец-то нашел посланника, о котором ему накануне говорила женщина в черном перед иконой Одигитрии в Успенском соборе. Он велел стрельцу отпереть решетку камеры и повел монаха к себе наверх.
В приемной палате монах сел на скамью и стал рассказывать наместнику свою историю.
Оказалось, что родился он в Серпухове, в семье грамотного посадского жителя, который зарабатывал на жизнь переписыванием книг и составлением ходатайств властям для тех, кто не владел грамотой. При крещении родители нарекли его Игнатом. Отец хотел, чтобы сын унаследовал семейное ремесло и рано выучил его читать и писать. Тогда выяснилось, что у мальчика абсолютная память и это позволяет ему дословно запоминать содержание всего прочитанного, а также легко усваивать разные языки. Помогая отцу переписывать богослужебные книги, Игнат научился понимать греческий и латынь.
Прочитав множество богослужебных книг, которые брал домой для работы отец, подросток запомнил их содержание и стал помогать приходскому священнику во время служб в храме. Потом приноровился бегать в находившийся рядом с домом Введенский монастырь: читал там книги в богатой библиотеке, помогал братии их переписывать.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
