– Эй! – Йоусия внимательно посмотрел Элине в глаза и спросил, согласна ли она.
Элина бросила на него серьезный взгляд:
– Да, годится.
– В следующую субботу?
– Хорошо.
Был май, снег еще лежал в канавах и больших сугробах рядом с домами, в которые его сгребали зимой. Вокруг этих куч снега непрерывно журчали ручейки и раздавалось птичье пение. В соснах свистели зяблики, в полях кричали кроншнепы. Крупные блестящие капли воды отправлялись с карниза в свободное падение. Элина еще не знала, что отныне звуки воды и птиц всегда будут напоминать ей об этих счастливых весенних днях.
Йоусия жил в Куйкканиеми, в двух километрах к югу от поселка. От фермы Юлияакко дотуда было тридцать километров. Элина поехала на велосипеде. Она сделала крюк по лесной дороге, объехав поселок, отчего путь увеличился почти на пять километров. Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь из поселковых ее увидел.
Дом Йоусия был голубой, двухэтажный, на берегу реки. Йоусия в спортивных штанах и футболке сидел на лестнице перед крыльцом и читал книгу. Когда Элина въехала во двор, он отложил книжку и прикрыл глаза рукой от солнца.
– Я булочки испек, – сказал Йоусия.
Он усадил Элину за кухонный стол и поставил на него блюдо с аппетитными горячими булочками. Предложил угощаться сразу, пока они не остыли. Элина разломила одну. От хлеба шел пар. Она намазала сверху масла и откусила. Обалденно вкусно. Элина засмеялась, прикрыла рот рукой.
– Плохо получились? – спросил Йоусия.
Элина яростно замотала головой. Йоусия решил, что она подавилась, и вскочил на ноги. Элина проглотила и ответила, что булочка невероятно вкусная, спасибо.
– Хорошо, – отозвался Йоусия и сел.
Элина хотела взять еще, но постеснялась.
У Йоусия была синяя тетрадка в клеточку и ручка. Он постучал ручкой по нижней губе и сказал, что никто в школе ничего не знает об Элине. Элине это было приятно, и у нее вырвался короткий смешок.
– Прости.
– Почему ты никогда не защищаешься?
Элина пожала плечами. Подобрала крошки со своей тарелки. Потом ей пришла мысль, что их встреча закончится, а они так и не поговорят. Она сказала:
– Не считаю нужным.
Йоусия записал ответ в свою тетрадку.
– У тебя нет самоуважения?
Элину пробил пот.
– Не знаю даже на что оно мне.
– Каждый должен себя уважать. Иначе другие будут через тебя перешагивать.
– Ну и пусть.
– Понятно. Что ты думаешь о мире?
Элина задумалась.
– Люблю на рыбалку ходить и наблюдать за птицами.
Йоусия неодобрительно хмыкнул.
– Мы же не собираемся составлять список твоих увлечений.
– Ну… – произнесла Элина и, смутившись, уставилась на свои коленки.
– Прости, но это правда как-то очень скучно.
– Лучше так, чем со всеми собачиться.
Йоусия поднял брови.
– По-твоему, я этим занимаюсь?
– Я этого не сказала.
– Но имела это в виду.
Элина поскребла ногтем по краю стола.
– Я не хочу ни с кем ссориться. И вообще ничего такого…
– А я, значит, этого хочу. Ну, то есть ты так говоришь.
– Э-э… Мне надо подумать.
Йоусия откинулся на спинку стула.
– Хорошо.
Элина водила пальцем по столу.
– Ну… – сказала Элина.
Йоусия оживился и взял ручку. Застыл в ожидании.
– Пожалуй, я думаю, что мир нельзя победить.
– Как это?
Элина почесала голову.
– Помнишь, как ты достал мою шапку с рябины?
– Разумеется.
– Я знала, что тогда невозможно было победить. Ну, по их правилам. И я решила, что не буду по ним играть. Не их дело – решать за меня, что мне чувствовать.
Элина на мгновение задумалась.
– Я имею в виду, что не пустила их в свой внутренний мир. И вот еще. Пожалуй, можно сказать, что у меня все-таки есть самоуважение.
Йоусия записал.
– Ты что, последовательница Ганди?
– Не знаю. Я стараюсь ничего не замечать.
– Но ты же не можешь просто оставлять все как есть.
– Почему не могу?
– Все будет продолжаться так же.
– Ну…
– Ты настоящий стоик, – заключил Йоусия и что-то записал.
– Но тебе же нужна какая-то разрядка? – спросил он.
– В смысле?
– Разумеется, – сказал Йоусия и махнул рукой, сжимавшей ручку, – ты понимаешь, о чем я. Эмоции.
Элина снова пожала плечами. Она поняла, что действительно довольно часто спускала обиды с рук, и решила, что больше не будет этого делать.
– Ну… Мне нравится смотреть книжки про птиц. Йоусия закрыл лицо руками.
– Черт, ну ты и вправду ненормальная.
– Ну.
– Когда меня что-то бесит, я занимаюсь искусством.
– Да?
– Такие типа произведения. Но сначала поговорим обо всем остальном, – сказал он, вырвал пару страниц из своей тетрадки и протянул их Элине.
Пододвинул к ней авторучку, скрестил руки и стал ждать.
– О’кей, – Элина бросила взгляд на булочки, но Йоусия никак не отреагировал. – Так какое у тебя мировоззрение?
Йоусия ответил, что он индивидуалист-утилитарист. Сказал, что поддерживает свободу личности и, по его мнению, индивидуум может делать то, что ему хочется, но при этом на нем лежит моральная ответственность за то, что его окружает непосредственно, и в последнюю очередь – за весь мир. Человек должен стремиться сделать мир лучше как для себя, так и для других, и отвечает за это как на локальном, так и на глобальном уровне.
– Говори чуть помедленнее, – попросила Элина.
– О’кей, – согласился Йоусия.
И принялся рассуждать о категорическом императиве и антропоцентрической этике. Перейдя к биоцентрической этике, привел примеры расовой дискриминации в Соединенных Штатах и истребления народов в Африке и Азии. Затем переключился на вопросы об устойчивом развитии и свободных рынках, а также о том, какие ресурсы с ними связаны. Иногда Йоусия вставал и имитировал известные выступления знаменитостей, вплоть до мельчайших жестов. Приводил цитаты из книг. Элина не понимала и половины из того, что Йоусия рассказывал, но все время записывала и поражалась тому, как можно столько говорить, да еще и с такой убежденностью в своей правоте. Наконец Йоусия перешел к музыке, которую слушал, и фильмам, которые смотрел, и, перескакивая с одного на другое, связывал их со своей личной борьбой, которую вел по всем фронтам и на всех возможных уровнях. Подводя итоги, он сказал, что долго надо всем этим думал и пришел к выводу, что лучше всего сможет помочь обществу, став художником.
