Я могу только дать раствор активированного угля и вызвать детскую бригаду. Нам запрещено самим госпитализировать, — развела руками Томилина, осматривая бледного пацана лет двух с кругами под глазами. Без очков было видно, что мальчик не добирает веса и у него какие-то проблемы с нервной системой — уж слишком странно он дергался в кроватке.
— На рак проверялись? — поинтересовался я. — Лейкоциты в норме?
— И на рак, и на диабет. У Ваденьки очень низкая глюкоза в крови. Никто не знает почему. Кормим мы его хорошо, калорийно…
Что-то забрезжило в голове, но я никак не мог понять, что именно. Изучил живот мальчика, рот. Посмотрел уши и даже заглянул в шортики. Яички опустились, тут все было в норме. Что-то гормональное? Или инфекция? Но на бактерии и вирусы парня уже сто раз проверили.
— Какие заболевания в семье?
— Да ничего особенного, — отец вытащила из шкафа кипу документов. Тут были выписки из истории болезней, копии анализов, какие-то записи.
— С сердцем как? — Томилина достала фонендоскоп, принялась слушать грудь пацана
— Ничего не нашли.
Лена вопросительно на меня посмотрела.
Я сделал ей знак отойти от кроватки, начал принюхиваться. Вот! Как только духи Томилиной развеялись, я почувствовал кислый запах браги.
— Проверьте на лейциноз.
— На что?
На меня в недоумении воззрился не только отец мальчика, но и Лена.
— Заболевание такое, наследственное. Нарушение обмена веществ, связанное с ферментной системой. Поэтому и ест плохо, вес не набирает. Грубо говоря, глюкоза не усваивается, отсюда все эти летаргии и внезапные засыпания. Рвота.
— А лечить как? — Антон Григорьевич заволновался.
— Никак, — я развел руками. — Если это лейциноз, то… Тут я осекся. Что говорить? Парень умрет? Лейциноз и в будущем трудно поддается лечению, а уж сейчас…
— Короче врачи скажут, что делать, — я начал быстро собирать чемоданчик. А уже в подъезде ко мне прицепилась Томилина:
— Точно не лечится же? Может на Западе…
— Все наследственное вообще трудно поддается терапии.
— Что же делать родителям?
— Лена, я тебе что? Врачебный консилиум?
— Ну скажи! Ты же все знаешь.
— Послушай меня внимательно! — я взял Томилину за руку, посмотрел строго ей в глаза — Ты продолжаешь эмоционально вписываться за пациентов. Это плохо кончится. Каждый умирающий ребенок будет убивать кусочек твоей души, пока ничего не останется. Ты выгоришь полностью и угодишь в психушку! С нервным срывом или еще с чем-нибудь. Запомни несколько правил.
— Давай свои правила, — Лена опустила глаза, вытащила руку из моей ладони.
— Первое. Мы тут часть большого медицинского конвейера. Важная, но все-таки часть. Не пытайся стать целым заводом — просто делай свою работу. Ребенком займутся генетики, специализированные педиатры. Тот же лейциноз бывает разных видов. Может, и подберут лечение. Я читал, что идут опыты с аминокислотами. Вроде бы есть подвижки.
— Какое второе правило? — лицо Томилиной немного просветлело.
— Построй внутри себя непрошибаемую стену. Стальную. Смерть детей, стариков, пьяные беременные — ничто не должно тебя трогать. Помнишь, как Тютчев писал?
…Лишь жить в себе самом умей —
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум;
Их оглушит наружный шум…
— Не давай ничему оглушать свой волшебный внутренний мир! Защищай его.
Лена заулыбалась, даже слегка покраснела.
— Есть и третье правило?
— Конечно, как не быть. Секс.
— Прости что?
— Негативные эмоции все-равно попадают внутрь. Какую бы стену ты не выстроила. Их надо научится сжигать. Кто-то на подстанции пьет горькую, но это тупиковый путь. Кто-то фанат спорта — это уже лучше. Самое классное — поверь мне, — я прижал Лену к стене пустого подъезда, расстегнул пуговицы на пальто. — Это яркий секс. Например, в необычных местах или позах…
Вслед за пуговками на пальто, ход дошел до халата. Затем я запустил руку в и так слегка приоткрытую в декольте блузку. Лена смотрела на меня не отрываясь, ее зрачки расширились. Вдруг наверху хлопнула дверь. Томилина вздрогнула, убрала мою руку.
— Панов, ты маньяк, я тебя боюсь!
— Зато крыша не поедет, — пожал плечами я.
— Я то с тобой точно чокнусь! — Лена застегнула пуговицы, лукаво на меня посмотрела. — Сегодня родители в ночную смену… Заглядывай.
— Давай ты ко мне — покажу новую кровать.
— Только покажешь? А как же знаменитый матрас?
— Он ушел в отставку. Дал дорогу молодой мебели.
Уже смеясь мы вышли на улицу, принялись дурачится, хватая падающие снежинки ртом.
* * *
— Андрей, познакомься. Это Антонина Васильевна Шевченко — в институте питания кислый Морозов подвел ко мне ярко накрашенную женщину в мини-юбке. Кого-то она мне сильно напоминала… Точно! Ту рублевскую бабу… Ларису Матвеевну. Чей сынок ножиком отправил меня сюда. Без ботокса и филлеров в лице, конечно, но что-то похожее. Женщина лет сорока в борьбе за увядшую красоту. Все напоказ, все что можно вывалено в декольте.
— Очень приятно — поздоровался я, вопросительно посмотрел на Морозова
— Антонина Васильевна будет переводить нашу статью на английский. Для зарубежных журналов — Игорь Александрович возвел очи вверх, как бы намекая от кого сия дама к нам пришла.
— Замечательно! — я изобразил на лице энтузиазм. — Позвольте пару вопросов.
— Может обойдемся без них? — Шевченко поморщилась, посмотрела на свои наманикюренные ноготки. — Просто выдайте мне последний вариант статьи
— Что означает Heart in your mouth?
Антонина Васильевна наморщила лобик: — Сердце во рту?
Морозов заулыбался — похоже он знал перевод.
— Нет. Еще попытку?
— Э….
— Испугаться до смерти. А переведите мне “You stole my thunder”
Тут уже Шевченко посмотрела на меня конкретно так неприязненно.
— Ты украл мой гром?
— Нет, это означает перехватить инициативу. Антонина Васильевна, вы точно переводчик? Я ведь могу дойти и до медицинской фразеологии…
В своей “прошлой” жизни приходилось подрабатывать в голодные годы переводами — нахватался.
Не отвечая, Шевченко резко развернулась, ушла из кабинета Морозова.
— Зря ты так с ней, — Игорь Александрович тяжело вздохнул. — Она от директора… ну и он поставил условие.
— Какое?
— Он и его… хм… протеже входит в делегацию
— А уже планируется какая-то делегация?
— На прошлой неделе в Москву на конференцию по вирусологии приезжал Джонас Солк…
— Солк, Солк… — я попытался вспомнить фамилию, но не смог.
— Изобретатель
