- Вам нравится? – потеряно спросила я.
- Нет. Я не люблю, когда убивают ради меха, - резко ответил он, открыто посмотрев мне в глаза.
- Аналогично, шеф, - выпалила я, даже не подумав, как это выглядит со стороны.
- Зачем же вы тогда купили?
- Натуральный мех считается... более респектабельным, - пояснила я, готовая провалиться сквозь землю от отвращения к самой себе. Я ведь на самом деле никогда не покупала ни натуральный мех, ни кожу именно по этой причине: моя невменяемая любовь к животным не позволяла не то, чтобы носить на себе кожу, содранную с мертвых тел, но и есть мясо.
- Мне кажется, ваша вязаная шапочка с помпоном выглядела куда привлекательнее этого огромного капюшона из спинок невинных животных. Ну да ладно. Вы, видимо, как и все женщины - любите и цените только трех зверей: одного в виде дорогой машины, второго на себе - в виде меха или шкуры, а третьего – в постели. Где, кстати, ваш постельный экземпляр? Не хочет ли он выйти и познакомиться?
- Нет, - отрезала я, оскорбленная подобным обобщением. – Он уехал рано утром на работу. И я - не как все остальные женщины!
- И решил не провожать вас? – проигнорировал Эрнесто, точно зациклившись совершенно на другом вопросе. Он попутно попытался заглянуть в прихожую квартиры, но я не позволила и грубо оттолкнула его от входа.
- Представьте себе, - вытаращилась я на этого хама. – А вы, можно подумать, носитесь со своей женой каждый раз, когда она куда-то уезжает?
Эрнесто сжал губы в тонкую линию и, ничего не ответив, схватил мои чемоданы. После чего направился к лифту, где принялся ожесточенно барабанить кулаком по кнопке вызова.
- Вы так кнопку вызова сломаете, - пожурила я, но быстро пожалела об этом: Эрнесто метнул в меня свои зеленые взгляды-кинжалы, чуть ли не распяв на месте.
Пока мы ехали в лифте, я делала всё возможное, чтобы не смотреть на этого мужчину, но не смогла справиться и вскоре мои глаза украдкой любовались им, жадно пожирая то, что было под строжайшим запретом - то, что могла свободно трогать другая женщина. Но она оказалась настолько бестолковой, что оставила своего потрясающего мужа в другой стране, в компании многочисленных дам, а сама посвятила себя какой-то там учебе и диссертациям. Вот ведь ирония... А кому-то не везет. Поганка судьба дразнит меня, демонстрируя Эрнесто, точно насмехаясь: «Посмотри, какие бывают мужчины: и головокружительно красивый, с совершенной фигурой, умный и коммуникабельный, успешный и внутренне сильный. Но тебе такой никогда не достанется. Твой удел – это мурло запойное и гулящее, тупое и предающее, не умеющее даже отличить добро ото зла, порядочность и верность от аморальности и порочности...».
Эрнесто заметил, как я бесстыдно рассматривала его, и перевел на меня вопросительный взгляд. Пришлось объясняться, но я удачно выкрутилась:
- А сами-то, вон, в дубленке ходите.
- Это искусственная дубленка. Просто хорошего качества, поэтому выглядит, как настоящая.
- Производство искусственных материалов засоряет планету, - упорствовала я, – разрушает экологию и создает множество проблем в здоровье людей, которые носят все эти химически протравленные аналоги.
Вместо ответа он просто по-мальчишески передразнил меня, скривив физиономию и беззвучно прошмякав презрительно изогнутыми губами.
Я изо всех сил старалась сдержаться, но смех сам вырвался наружу. То ли от перенапряжения последних дней, то ли, действительно, от комичности ситуации - ведь не каждый день можно лицезреть своего всезнающего патрона обескураженным и подловленным на несоответствии - но хохотала я чуть ли не до колик в животе.
Обиженное лицо Эрнесто вскоре раскрасилось задорным взглядом, а в уголках губ задрожала едва сдерживаемая улыбка.
Мы вышли на улицу к ожидающей нас машине, и я уже по привычке остановилась у пассажирской двери. Эрнесто был единственным мужчиной в моей жизни, который когда-либо открывал мне дверь. Он меня к этому и приучил за те волшебные разы, что подвозил до метро. Сначала я дико стеснялась подобного джентльменского поведения, но, увидев, что это доставляет ему подлинное удовольствие, решила потакать, наступая на горло собственными комплексам. К тому же так появлялась еще одна возможность приблизиться к Эрнесто, вдохнуть его запах, почувствовать его биополе, опьянеть от него...
Сев в машину, я вновь подумала, что зависть – самое пагубное чувство на свете и с ним непременно стоит бороться. Господи, но как же это трудно! Я безумно завидовала его жене и ничего не могла с собой поделать.
Вскоре он разобрался с нашими чемоданами и вернулся в салон, заняв место за водителем такси.
«Между нами каких-то двадцать сантиметров...» - с тоской подумала я, уставившись на его бедра, показавшиеся из-под полов расстегнутой дубленки. Эрнесто был в темно-коричневых вельветовых брюках, сшитых по фасону джинсов, и ткань так соблазнительно обтягивала верх ноги, что я едва удержала свои руки. Кажется, у меня даже дыхание перехватило, как жгуче захотелось коснуться его.
Мы ехали в тишине, пока тяжесть невысказанных слов не начала давить и ощущаться физически, и тогда Эрнесто первым тихо заговорил о наших рабочих делах, при этом еще ближе пододвинувшись ко мне на сиденье. С трудом заставив себя сосредоточиться на обсуждаемых вопросах, а не на коленках желанного мужчины, я, как могла, поддерживала беседу, но в очередную паузу не удержала своё любопытство в узде:
- А почему вы с женой порознь живете? – спросила я таким... неожиданно кокетливым голосом, что всерьез подумала о возможности выпрыгнуть из машины и сбежать, спрятав пылающее от стыда лицо.
Эрнесто стрельнул в мою сторону недовольным взглядом. Даже думала, что нагрубит, но нет, ответ всё-таки прозвучал более-менее вежливый.
- Она учится. Ей хочется получить интересное образование. Я же не деспот какой-то, чтобы сажать ее дома – босую, беременную и на кухне, мол, щи мне вари, женщина, и думать забудь о собственных интересах и саморазвитии.
- А вас не пугает, что ваши дороги неизбежно расходятся?
«Черт, он сейчас подумает, что я клинья подбиваю...» - похолодела я, но было поздно: слово не воробей.
- Нет, - чуть помолчав, всё же ответил он.
- Вы так уверены в ней?
- Полина, - прищурился Эрнесто, - мне кажется, если человек сам выбрал себе кого-то, то как-то глупо запирать его дома или сажать рядом с собой на короткий поводок в надежде, что это избавит от гипотетических измен. Они могут случиться и дома, прямо у вас под носом. Они бывают даже в строго охраняемых гаремах, что уж говорить о европейских государствах с более свободными нравами. Не замок на двери удерживает от измен, а замок сердечный. Проблема в том, что его не проверить заранее и никак не укрепить в процессе. Это не мышца, которую можно накачать. У этого замка иная природа. А вообще, надежность закрытой двери зависит не от замка, а от стен и самой конструкции входного портала, скажем так, от стрежня, от духа всего жилища. Если человек, его душевные качества – хлипкие и слабые, с дырами и щелями, сквозь которые свободно гуляет ветер, то какие бы засовы вы ни придумывали, какие бы дорогие двери ни устанавливали – всё бесполезно: вышибут при первой же возможности и обворуют вашу сокровищницу. И это в лучшем случае. А то еще и нагадят там или сожгут всё дотла. И глупо обвинять одних воров. Виноваты всегда оба: и тот, кто ворует, и сам хозяин хлипкого жилища, где вы опрометчиво складируете свои сокровища.
