- Ничего не поздно! – упрямо потряс я головой и, подняв Полину на руки, побежал по нисходящему туннелю пещеры.
Вскоре, положив девушку перед ее же портретом, я разбил стекло витрины и вытащил картину, установив ее как можно ближе к Полине.
Я не имею ни малейшего представления, как Леонардо писал этот портрет и почему Наставник показал мне образ, говорящий о том, что кровь с картины должна помочь, но что-то изменилось, что-то неуловимое, и я почувствовал это всеми фибрами своей души. Одновременно пугающе грандиозное и чарующе-восторженное ощущение ворвалось в меня, и я, не веря собственным глазам, заметил едва различимое свечение вокруг головы Полины. Настоящий голубовато-серебристый нимб!
Красная краска портрета ожила, замироточила, обдав меня волнительным, чуть заметным сладковатым ароматом, и Полина задышала!.. Сначала медленно, почти незаметно, затем всё быстрее и быстрее... Не прошло и трех минут, как девушка открыла глаза и, повернув голову в мою сторону, произнесла, даже не открыв рта, но ее голос явственно прозвучал в моей голове:
- Больше всего на свете я боялась забыть тебя.
- Никогда! – выдохнул я в ее ладонь, опасаясь сжать в объятиях это хрупкое тело, едва успевшее вернуться к жизни. – Никогда этого не случится!
- Ты плачешь?
- Нет, - соврал я, с трудом произнеся одно-единственное слово.
Мы пробыли в таком положении: она - лежа, а я, сидя возле нее, припав к ее ладони своим лбом, минут пять, когда мне вспомнился наказ Наставника. Не зная, как объяснить Полине столь странный план дальнейших действий, и даже не представляя себе реакцию девушки, я замер в ожидании ее решения, после сумбурного изложения плана.
Она привстала, оперевшись локтями о пещерный пол.
- Если так надо, значит надо, - взвесив перспективы, заключила она. – Единственное, я умоляю тебя, Эрнесто, не горюй, если вдруг ничего не получится.
- Я устрою тебе пышные похороны и нажрусь на них, как последняя свинья, - сквозь слезы, выдавил я, скривив лицо в попытке улыбнуться.
- Только не бросай мне срезанные цветы, - погладив меня по лицу, прошептала она. – Я люблю живые...
- Всё уставлю горшками с живыми растениями! – пообещал я, борясь с искушением расцеловать ее.
Точно прочитав мои мысли, Полина остановила взгляд на моих губах и вопросительно подняла брови:
- Совсем нельзя касаться? Даже не одного поцелуя?
Я отрицательно мотнул головой.
- Солнечный цикл?
- Да.
- Тогда поспешим расстаться, чтобы побыстрее встретиться вновь, - улыбнулась она мне, когда из ее глаз покатились слёзы.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
