— А в платке некрасивая? — Луна торопливо натягивала серое полотнище на волосы. Она злилась. — «Все-таки он толстокожий. Даже не почувствовал, что одним опрометчивым поступком оставил позади время, когда нам было не зазорно дурачиться».
Все изменилось. Теперь царевна видела в Змее не товарища, с которым легко и весело, а парня, на чувства которого ответить не могла. Ее сердце молчало.
И что сделалось бы совсем уж обидным, если он лез целоваться из чистого куража.
— Я соврал. Ты обыкновенная. Как все. Серая. Никакая, — Хряк резко поднялся, равнодушно мазанул взглядом по сжавшей кулаки Луне. И только огнем загоревшиеся уши указывали, что их хозяин бессовестно лжет.
Он шел, специально задевая еловые лапы плечами. Те с готовностью сыпали снег на идущую следом царевну.
«Вот с чего бы Хряку на меня обижаться? Тут мне впору губы дуть!» — думала она, жалея, что прогулка перестала доставлять удовольствие.
— Скажи, а тебе дали Первозданный камень? — чтобы хоть как-то разогнать гнетущую тишину, разрушаемую лишь злым сопением друга, Луна забежала вперед. Ей было неуютно.
— Дали, — коротко ответил рыжий и отвел глаза в сторону. Лишь бы не смотреть на нее.
— И мне. А вот почему-то Осоке и Стреле не дали. Мне Лилия на ушко нашептала.
— Ты же знаешь, для чего предназначен Первозданный камень?
— Ну, чтобы наше заветное желание впитать, а потом долго-долго служить людям.
— Во-о-от. А что могут пожелать злюки? Чтобы у тебя нос вырос, или чтобы спина горбатая стала?
Луна фыркнула.
— С чего бы это мне такого желать?
— А чтобы Лоза и Ветер на тебя не засматривались.
Тревожащие душу взгляды Лозы только дурак не заметил бы, но вот Ветер…
— Ветер на меня сморит? Да ты шутишь! — предположение, что она заинтересовала взрослого воспитанника, льстило и заставляло рдеться от удовольствия. Луна приложила холодные ладони к щекам.
Змей сплюнул и зло ударил ногой маленькую елочку, которая затряслась от обиды.
— Смотрит. И тут же отворачивается, стоит тебе на него вылупиться. Нравится красавчик, да?
— Вылупиться? Ах ты, Рыжий Свин! — охапка снега полетела Змею в лицо. — Я и на тебя также смотрю, нечего выдумывать! Я всех до одного в трапезной разглядываю. Разве тебе не хотелось бы угадать, у кого какой дар?
— И что ты высмотрела? — Хряк одним движением стер снег с лица. — Какой у меня дар?
Царевна рассмеялась.
— Влипать в беду. Ты думаешь, почему я согласилась с тобой пойти? Да отпусти тебя одного на Мавкино болото, ты и зимой умудришься утонуть!
— Зимой мавки спят. И вообще днем нет никакой опасности. Иначе нам не разрешили бы выйти за ворота.
— Я удивляюсь, что нас отпустили без присмотра. Мы же еще дети. А тут лес, дикие звери…
— Дети? — Хряк от возмущения даже остановился. — Это кто тут дети? Мне весной пятнадцать будет!
— Ой-ой! Посмотрите на него, на взрослого! — царевна хлопнула себя по бокам. Она едва не рассмеялась. Хряк оказался гораздо моложе, чем она себе представляла.
— Да знаешь ли ты, кукла, что я уже не один раз в разведку ле… лез? — как-то неловко закончил он предложение. Чтобы выкрутиться, добавил: — Лез по скалам! Разведчикам иногда приходится лазать по горам. А если ты не веришь, то как раз сейчас убедишься. Я покажу тебе могилы моих товарищей, разбившихся на этих скалах. А я вот выжил!
— Так мы идем на кладбище? — царевна, резко озябнув, повела плечами. Раз могилы разведчиков совсем рядом, то погибнуть они могли только в тех скалах, что нависали над монастырем, делая его неприступным с северной стороны.
Змей отвернулся, но Луна уловила тоску в его глазах.
— По законам моего племени я должен спеть погибшим погребальную песню, чтобы их души спокойно отправились в небесный мир. Там они опять смогут ле… лежать на облаках. И не переживай, что тебя отпустили с никчемным увальнем, не такой уж я никчемный. Но раз тебе так страшно, оглянись.
Царевна испуганно развернулась, ожидая увидеть за спиной нечто ужасное, дающее повод Хряку погеройствовать, но по проложенной ими тропинке не спеша шел обыкновенный человек. Без плаща он смотрелся тонким, как спичка, и черная голова с непослушными спиральками волос только добавляла схожести.
— Лоза?
— Еще один твой воздыхатель. Видишь, о тебе все-таки позаботились.
— Ну не злись, Змей. Тебе не идет, — Луна повисла на локте спутника. — Если хочешь знать, я его боюсь, — она понизила голос. — У него жуткий дар вызывать видения. Стоит заглянуть Лозе в глаза, как ты тут же переносишься в какое-то странное место, где вместо снега желтый песок, высокие деревья колышут огромными листьями, собранными в охапку на макушке, а жуткие лошади с одним или двумя горбами идут медленно, будто лениво. С тобой такие видения не случались?
— Нет, — мотнул головой Змей. — С чего бы мне мужику в глаза заглядывать? И тебе не советую.
Его горячая ладонь легла поверх пальцев царевны. Она не стала убирать руку, боясь вновь обидеть друга, который делился с ней секретами и теплом. И оберегал. Пусть неловко, а порой и некстати. В памяти всплыл случай, когда Змей вмешался в ее разговор с одним из воспитанников, потянув за рукав. «Камень козел, не смей с ним связываться», — прошептал он доверительно. Пусть рыжий был груб и невоспитан, но Луна рядом с ним чувствовала себя спокойно.
— Как ты думаешь, Лозе дали Первозданный камень?
— Ему первому старуха Даруня вручила.
— Ого! Выходит, его дар монастырю важен? Интересно, чего такого Лоза может пожелать?
— А ты? Чего ты желаешь?
* * *
Где-то дней через десять после того, как царевна узнала, что Кольцо Жизни было сотворено в монастыре, сестра Даруня позвала ее в лабораторию, хозяйкой которой, как выяснилось тут же, она являлась.
Это там, в царстве магических зелий, царевна столкнулась с Лозой, выронившим от неожиданности поднос с полупустыми склянками, которые разбились на мелкие осколки. Густо запахло травами и чем-то резким, душным, но двое не сдвинулись с места. Луна, словно завороженная, смотрела в глаза черноголового воспитанника и вновь была утянута в призрачный мир, где по бескрайним пескам мягко шли горбатые чудовища, а на их спинах сидели погонщики, с головой укрытые от палящего солнца полупрозрачной тканью. И опять мужской голос затянул заунывную песню, которую подхватил жаркий ветер — он завыл, зашелестел золотом песчинок.
— А, пришла, детонька! — иллюзию развеял скрипучий голос Даруни. Взмахом руки она отослала Лозу прочь. Тот поклонился, прижав ладонь к груди, скользнул насмешливым взглядом по Луне, которая нащупывала спиной опору, и, осторожно ступая по разноцветным осколкам, исчез за дверью.
