Безумие!
Полное и беспросветное!
Я искала его, чтобы получить ответы на свои вопросы и сомнения.
Чтобы убедить себя в том, что не схожу с ума!
Но теперь я чувствовала себя еще более безумной и словно распятой, с криком пытаясь выбраться из его цепких сильных рук, в которых дрожала и стучала зубами от ужаса каждого услышанного слова.
— ЗАМОЛЧИТЕ!
— Скоро ты сама поймешь, что прикосновения чужих рук будут тебе противны, а душа сможет дышать только рядом со мной.
Я отбивалась от него из последних сил, даже если понимала, что не смогу сделать ровным счетом ничего. До тех пор, пока перед глазами не пошли черные круги, и мир не стал одной большой размазанной картиной, в которой больше не было ничего как прежде.
Где каждая грань была лишь призрачной линией, собираясь в темный острый калейдоскоп, кружа голову тем, что ни одна фигура отныне не была постоянной, каждую секунду меняя свои очертания и собираясь во что-то новое, еще более устрашающее и неясное.
— Хватит! — выдохнула я с дрожью, оседая в его руках, что не отпускали от себя ни на секунду, и его руки снова стали осторожными, касаясь меня бережно и аккуратно, когда Блэкстоун, выдохнул так же судорожно, в унисон со мной, словно деля мои эмоции на двоих, замолчав и просто обнимая.
Я не знала, что могу сказать, потому что была совершенно раздавлена, но больше не пыталась вырваться, лишь положила холодную щеку на его мощное плечо, прислушиваясь к дыханию нас двоих, и понимая, что мы даже дышим в такт друг другу.
— Вы меня пугаете…
— Это пройдет. На все нужно время. Тебе — чтобы понять и привыкнуть. Мне — чтобы собрать свою силу и не сделать неверного шага.
Я снова ничего не понимала, но больше не хотела знать, выдохнув только одно:
— Эти сны не прекратятся?..
— Не сейчас.
— Потому что я должна досмотреть эту историю до конца?
Он кивнул в ответ, снова касаясь губами нежно и осторожно, но я испуганно застыла, почувствовав, как его большое стройное тело вдруг напряглось, и словно полыхнуло на секунду жаром настолько ощутимым, что кончикам пальцев стало больно, как бывает при ожоге.
Я не сразу поняла, что происходит, когда слегка отодвинулась, чтобы заглянуть в хищное лицо Блэкстоуна и его острые, опасно прищурившиеся глаза, которые смотрели вглубь помещения, освещенного неясным светом.
Лишь проследив за этим взглядом я смогла наконец увидеть фигуру, которая пробиралась вперед, заглядывая за каждый стеллаж, в поисках чего-то.
Или кого-то.
Это был тот самый мужчина, которого я встретила первым на этом этаже.
Настолько неприметный и обычный, что я не сразу его узнала, ощутив вспышку холода от мощного тела Блэкстоуна, когда от жути зашевелились волосы на затылке, и я поняла, что происходит что-то страшное, даже если он не двигался и продолжал обнимать меня, не причиняя боли и больше не сдавливая.
Что-то совершенно жуткое и неземное было в этих синих глазах, которыми он теперь смотрел на мужчину, что даже не замечал того, что был не один в зале.
Блок оккультизма не располагал к чему-то доброму и светлому, но если уж он рылся в этих книгах, то я надеялась лишь на то, что его ощущения были немного более сильными и яркими, чем у остальных людей, и он сможет понять, что именно в эту минуту ему лучше уйти. Сбежать! Как можно быстрее! Бежать, сломя голову, и не сметь даже оборачиваться!
Я боялась представить, что с ним может произойти, если Блэкстоун продолжит смотреть так, словно выковыривал его душу через ноздри раскаленными щипцами, поспешно прикасаясь к лицу мужчины и позвав едва слышно:
— Черный.
Его ресницы дрогнули медленно, так, словно он не сразу поверил в услышанное, я замерла, затаив дыхание и замечая, что на его теле выступила дрожь гусиной кожей.
Он не ожидал. Был ошеломлен и словно ранен одним этим словом, кадык мужчины на мощной шее подскочил вверх и тяжело опустился на место, а я чуть улыбнулась, не ожидая, что будет настолько сильный эффект, вдруг потянувшись к нему, и теперь касаясь пальцами его руки, ощущая, как вслед за прикосновениями моих пальцев его мышцы напрягаются и становятся стальными, чуть подрагивая.
Мужчина среди стеллажей был позабыт и уже не важен, пока мы могли быть рядом, скрытые тьмой от любопытных глаз, и не обращая внимания больше ни на что вокруг.
Я хотела увидеть то, что заворожило Марьяну в последнем сне, осторожно расстегивая мелкие пуговицы на широких запястьях своими подрагивающими пальцами и поднимая рукава темной рубашки вверх, обнажая руки до локтя, чтобы ахнуть.
Два мира снова схлестнулись в одной точке, разрушая границы реальности и сна, где не было разницы между варварски прекрасным хищным Колдуном и цивилизованным на вид мистером Блэкстоуном, потому что все странные, пугающие и манящие рисунки на его руках были прямо перед моими глазами.
Я могла касаться их собственными пальцами, обводя контуры и видя, как вслед за моими легкими прикосновениями на его коже выступают мурашки, а дыхание меняется, становясь рваным и судорожным.
Жуткое и волшебное чувство видеть своими глазами то, что было лишь во сне!
Словно зачарованная и ведомая не подтвержденной логикой смелостью, я потянулась к пуговицам на его груди, чтобы расстегнуть рубашку, обнажая стройный торс и мощную грудь, задыхаясь оттого, что рисунки были и здесь.
Такие, какими их видела Марьяна, сдерживаясь когда-то, чтобы не сделать то, что делала я сейчас.
— Ты стоишь на опасной черте, девочка — хрипло выдохнул Блэкстоун, когда я потянулась, чтобы коснуться ладонями его груди, ощущая покалывание в руках, от его силы и собственного желания касаться этой гладкой кожи, собирая кончиками пальцев дрожь его красивого тела. — Время еще не пришло, но я сорвусь и это повлечет за собой череду ситуаций, которые станут снежным комом.
Тяжело сглотнув, я рассматривала его тело, жадно и восторженно, видя, что даже одного моего взгляда было достаточно, чтобы его мышцы напрягались, подрагивая от желания.
— Была ведь где-то здесь!
Я прикрыла глаза, поежившись от этого голоса, и нутром чувствуя, что речь шла не о книге.
Этот самоубийца так и не ушел, продолжая заглядывать в пролеты между стеллажами, и не представляя, какая опасность его подстерегала в тени зала, когда синие глаза Блэкстоуна снова наполнились той хищной жаждой и холодной яростью, что не сулила совершенно ничего хорошего.
— Тебе пора на учебу, девочка, — отозвался он приглушенно, не пытаясь застегнуть все пуговицы и спрятать рисунки на своем теле, которые едва ли были простой и ничего не значащей татуировкой, даже в этом мире, но не отрывая своих глаз от несчастного человека, чья интуиция была просто на нуле.
