Чезаре продолжал стоять на коленях, глядя на нее.
— Да, я вернулся, — спокойно проговорил он. — Простите, что напугал вас.
— Вы… вы ничуть не напугали меня, — сказала Эмма, симулируя гнев, который сразу покинул ее, как только она увидела графа.
— Тогда почему вы плакали? — спросил он, чуть сощурившись.
— Я… я не плакала, — с жаром сказала Эмма. — Ради Бога, не думайте, что я ребенок.
— А разве нет? — сказал Чезаре, нежно поглаживая ее щеку. Я не считаю вас взрослой.
— Прекратите, пожалуйста, — воскликнула Эмма, отталкивая его руку и опустив голову. Она не хотела видеть его взгляда.
— Эмма, — совершенно серьезно заметил Чезаре. — Я очень виноват перед вами за то, что сделал, извините меня. Это непростительный поступок, но мне крайне необходимо было это сделать.
Эмма посмотрела на него. Глаза ее горели.
— Я уже сказала, забудьте это. Просто отвезите меня и палаццо. Я хочу сейчас же уехать отсюда.
Чезаре пристально глядел на Эмму. Оранжевое полотенце сползло на песок, а она сидела в заходящих лучах солнца, большая девочка, такая теплая, женственная и неиспорченная.
— Эмма, — нежно сказал он и увидел, как трепет пробежал по ее телу.
Чезаре гладил пальцами пальцы ее рук и не отрывал глаз от ее милого лица. Затем он дотронулся до ее затылка и повернул к себе ее голову так, что она уже не могла опустить взгляд.
Чезаре коснулся губами ее щеки, а затем положил на песок. Эмма закрыла глаза.
Своими губами он приоткрыл ее губы медленным томительным поцелуем и почувствовал, что она отвечает ему.
Для Эммы, еще не совсем пробудившейся от сна, его губы были такими теплыми и желанными, она чувствовала себя так, словно находилась в летаргическом сне.
— Господи, — прошептал Чезаре, чувствуя, что ее нежное тело уступает ему. Ее молодые губы безумно возбуждали его и, несмотря на то, что он умел себя контролировать и обладал железной волей, он чувствовал, что у него опасно кружится голова.
Чезаре хотел успокоить Эмму, заискивая перед ней за свое поведение, но вместо этого нежность неожиданно обернулась страстью. Он понимал, глубоко презирая себя, что хочет владеть ею целиком.
Предприняв сверхчеловеческое усилие, он оторвался от нее, поднялся, и нетвердыми руками пригладил взъерошившиеся волосы.
— Ради Бога, Эмма, — сказал он более резко, чем этого ему хотелось, — поднимитесь и перестаньте себя вести как «дворовая». — Слово это он сказал по-итальянски. Эмма быстро вскочила, обернула вокруг себя полотенце.
— Что это значит? — спросила она слабым голосом. — Я не знаю этого слова, мы с вами его не учили.
— «Дворовая» — снова по-итальянски сказал Чезаре. Тон его был насмешливым. — Поищите это слово в итальяно-английском словаре и быстренько переодевайтесь, нам надо ехать. Ваша мачеха, наверное, удивляется, где вы запропали. Ведь матери всегда беспокоятся о своих детях.
— О Чезаре! — с горечью воскликнула Эмма. — Как вы можете так говорить.
Чезаре отвернулся, стыдясь самого себя, своих действий и слова, которое он употребил. Оно должно рассеять любые чувства, которые он вызвал у нее. Он чувствовал себя свиньей и беззаботным дураком, думая только о своих удовольствиях. Но Эмма была так прелестна и не испорчена, что все мысли о Селесте или какой-то другой женщине улетучились, как только его губы коснулись губ Эммы.
Ах, как было бы приятно учить ее искусству любви, но он был старше ее больше, чем на двадцать лет, опытный и искушенный, и не имел права портить такую свежесть.
Ей нужен более молодой человек, значительно более молодой, чем он, с которым она сможет разделить все испытания, радости, ошибки и обрести совместный опыт.
Кроме того, Чезаре вел очень опасную жизнь, постоянно находясь на острие ножа. И ни одна женщина не должна связывать с ним свою судьбу, даже Селеста, до тех пор, пока он не разрешит свою проблему. Только после этого он может позволить Селесте и ее миллионам заняться палаццо.
Когда Эмма оделась, она подошла к нему, заворачивая свой купальник в полотенце, потом подняла с песка его шорты и тоже завернула их.
— Я готова, — сказала Эмма безразличным тоном. Ом кивнул и выбросил окурок сигареты, которую курил, пока дожидался, когда девушка закончит свои сборы.
Граф пошел в лодку, подал Эмме руку, чтобы помочь ей войти в суденышко, но Эмма, став на край, оступилась.
Она упала бы на дно лодки, если бы он не поддержал ее своим телом.
— О, Чезаре, — слабо прошептала Эмма.
Граф отодвинулся от нее, отвязал веревку и бросил се в воду.
— Мы должны найти тебе приятеля, Эмма, — твердо сказал Чезаре. — Кажется, ты вбила себе в голову идею завести бурный роман. Может быть, какой-нибудь молодой человек твоего возраста разделит с тобой эти твои чувства.
Эмма слушала его, не веря собственным ушам. Затем она сердито топнула ногой, потому что интуитивно не верила ни единому его слову.
— Я сама себе выберу друзей, спасибо за заботу, — холодно сообщила она. — И не воображайте, пожалуйста, синьор граф, что я пытаюсь как-то смутить вас или соблазнить. И запомните, больше я с вами не разговариваю. И если в этом не будет какой-либо особой необходимости, я не скажу вам ни единого слова. Ничто в мире не заставит меня больше разговаривать с вами.
— Хорошо, синьорита, — согласно кивнул граф Чезаре, — это меня весьма радует, потому что я не привык иметь дело с импульсивными подростками, которые ни с того ни с сего набрасываются на меня.
— Ой! — ничего больше Эмма произнести не смогла. Она чувствовала, что на глаза наворачиваются предательские слезы.
Эмма отвернулась от него и пошла вниз в кабину, где и просидела в одиночестве до конца путешествия.
У Селесты день начался с неприятностей. Из-за того, что ночью ее мучила головная боль, она не выспалась и проснулась в дурном настроении.
Однако Анна вместе с утренним кофе принесла ей две какие-то таблетки, и Селеста очень быстро почувствовала облегчение. За это Анна удостоилась ее скупой улыбки.
— Можете приготовить мне ванну, Анна, — сказала Селеста. — Я чувствую себя гораздо лучше. Думаю, что в конце концов смогу присоединиться к графу.
Лицо Анны выражало полное безразличие:
— К сожалению, синьор граф уже уехал из палаццо, — как-то нараспев спокойно сообщила она. — Мадам не удастся присоединиться к нему.
У Селесты было тайное подозрение, что Анна довольна сложившейся ситуацией и ей нравится, что она хорошо информирована.
— Но это странно, — резко заметила Селеста. — Мы же собирались с синьором графом вдвоем поехать на пикник, не мог же он отправиться один. — А он отправился не один, — покачала головой Анна, — с ним поехала синьорита Эмма. Это было примерно час назад.
