— И что же ты, интересно, теперь чувствуешь? — ядовито поинтересовалась я.
— Мне хорошо, — просто ответил Дэвид.
Я ничего похожего не ощущала.
— С чего это ты вдруг решил стать таким хорошим? — ревниво спросила я. — Раньше за тобой не замечалось подобных вещей.
— Я не говорю, что хочу стать хорошим или там добрым — называй как знаешь. Я просто хочу испытать это ощущение.
— Ладно. Пошли скорее домой. Я хочу выпить — и в постель. Займемся сексом. Не отдавай только последние деньги.
— Я устал от всего этого. Нужно сделать что-то… что-то другое.
— Что с тобой? Что случилось с тобой после спектакля? Что ты собираешься делать?
— Ничего не случилось, черт возьми. — Вот это другое дело — это заговорил прежний Дэвид. — Да и что такого могло случиться? Сходил в театр, дал несколько фунтов уличному бродяжке. Что во мне изменилось? О господи. — Он тяжко вздохнул. — Прости. Должно быть, я в самом деле вел себя несколько странно. Я знаю, некоторые мои поступки кого угодно приведут в замешательство.
— Так ты не хочешь объяснить мне, что с тобой происходит?
— Сам не понимаю. Не знаю, как это объяснить.
Мы пешком добрались до станции «Лейстер-сквер» и попытались засунуть пятифунтовую банкноту в билетный автомат, однако он выплюнул ее назад — бумажка была слишком мятой. Так мы оказались в очереди за спинами двух сотен скандинавских туристов и еще трех сотен британских алкоголиков. Я по-прежнему мечтала о такси.
В вагоне мест не было. Они не появились, даже когда мы добрались до «Кинг-Кросс». Дэвид углубился в театральную программку. Он ушел в нее с головой, видимо надеясь таким образом избежать моих дальнейших расспросов. С бебиситтером мы расплатились, совершив в кухне налет на заначку в банке из-под крупы, после чего Дэвид сразу сказал, что устал, изнемог, так что даже не знает, как доберется до постели.
— Значит, разговор переносится на завтра?
— Если у меня появятся слова, чтобы объяснить происходящее. Такие, чтобы ты могла меня понять.
— Значит, все как вчера — опять разбегаемся по разным постелям?
— Я бы предпочел, чтобы ты сегодня не покидала меня. Но я не настаиваю.
Я не была уверена, что солидарна с его желанием, прежде всего из-за Стивена, а также из-за общей сумятицы, но главное — оттого что мне предстояло разделить постель с совершенно новым, незнакомым мне человеком. Ведь этот страстный театрал, раздающий деньги на улице и навлекающий на себя симпатию окружающих, был не Дэвид. Такого Дэвида я не знала — это было совершенно неизвестное мне лицо, так что меня пробирала дрожь при одной мысли о возможности лечь с ним в постель. Неприязнь одного из супругов может рассматриваться как несчастье, но неприязнь обоих — это уже серьезная ошибка в подборе партнеров.
Я не хотела, чтобы Дэвид был прежним Дэвидом. И вместе с тем я хотела, чтобы все оставалось на своих местах. Но чтобы при этом его ядовитый тон и постоянная гримаса недовольства на лице улетучились из моей жизни. Я хотела, чтобы он вновь нравился мне — а именно это он как раз сейчас и старался делать. Поэтому я спустилась по лестнице в ванную.
Вам, может, и не интересно узнать, как протекала моя интимная жизнь в прежние времена, в так называемый «достивеновский период», — я не говорю о тех далеких забытых днях, когда занятия любовью значили нечто совсем другое, — но я все равно расскажу вам об этом. Мы уже лежали в постели наготове и во всеоружии — если меня тянуло к близости, моя рука начинала блуждать по телу Дэвида, в области паха, когда же подобные желания овладевали им, его рука так же бездумно устремлялась к моей груди (выбор постоянно падал на правую грудь, поскольку Дэвид занимал левую часть кровати, так что ему легче было протянуться через меня, чем перебираться на другую сторону — в общем, ему было так удобнее). Итак, если вторая сторона ничего не имела против и отвечала взаимностью, в этот момент все и начиналось. Остальное (книги, журналы и газеты — в общем, все, что скрашивало домашний досуг) откладывалось на прикроватные тумбочки. О дальнейшем вы имеете представление, если хоть раз в жизни смотрели порно. Поэтому избегу длинных утомительных описаний.
Однако сегодня все было совсем по-другому. Я потянулась за книжкой, а Дэвид прильнул ко мне сзади со страстным и нежным поцелуем в шею. Затем привлек меня к себе и попытался залепить мне умопомрачительный поцелуй в губы — натуральный (правда, слегка погрузневший) Кларк Гейбл. Он словно начитался статей из женских журналов 50-х годов о возвращении романтизма в семейные будни, но я вовсе не была уверена, что желаю в наших отношениях именно возвращения романтизма. Я и без того была достаточно счастлива с Дэвидом — мне вполне хватало привычного нажатия нужных кнопок «лифта». Во всяком случае, это всегда срабатывало и действовало безотказно. В этот же раз он налетел на меня этаким страстным романтическим любовником, что напомнило мне о первых днях нашей совместной жизни, когда, встречаясь в постели, мы приступали к самому волнующему и запоминающемуся путешествию в нашей жизни — путешествию в самих себя.
Чуть отстранившись, я заглянула Дэвиду в глаза.
— Что это было?
— Я хочу заняться с тобой любовью.
— Прекрасно. Только не надо этой романтической ерунды.
Мои слова прозвучали, как реплика из «Девяти с половиной недель» — фильма, от которого меня мутит, потому что я вовсе не фригидный синий чулок, предпочитающий в постели позу «равнение на знамя». Будь рядом прежний Дэвид, мы бы начали дело без проволочек и быстро его закончили. Я получила свое, он свое — туши свет.
— Нет, я хочу заняться с тобой любовью по-настоящему. Любовью, а не просто сексом.
— И что для этого требуется?
— Общение. Глубина отношений. Ну, я даже не знаю…
Сердце у меня упало. Преимущества сорокалетнего человека состояли для меня в следующем: не менять пеленок, не ходить в места, где танцуют, и не искать глубины и напряженности чувств в отношениях с человеком, который живет с тобой под одним одеялом.
— Пожалуйста, постарайся понять меня правильно, — втолковывал мне Дэвид.
Впрочем, втолковывал — не то слово. Голос его был полон сострадания и невысказанной мольбы. Именно это я и совершала всю сознательную жизнь — старалась понять его правильно. Я заглядывала ему в глаза, целовала так, как он хотел, и туда, куда он хотел, мы долгое время занимались этим делом разными способами, удлиняли прелюдию, разнообразили, как могли, наши любовные игры (временами — без оргазма с моей стороны), а потом я лежала у него на груди, а он гладил мне волосы. Я прошла через это, но не нашла в этом никакого смысла.
На следующее утро за завтраком Дэвид болтал, улыбался и пытался наладить связи с детьми, которые тоже слегка ошалели от произошедшей в нем перемены, в особенности Том.
— Что сегодня, Том? Какие планы?
