Я пошла ва-банк, ибо, честно говоря, не знала, исполнил ли Дантон то, за что получил деньги. Он должен был привести 18 апреля толпу кордельеров к Тюильри и подвергнуть королевскую семью издевательствам, доказав тем самым, что короля считают заключенным. Но случилось ли это? Насчет Дантона ни в чем нельзя быть уверенной.
– Я уверена, сир, что еще ни один курьер не привез вам этого известия. Его величество в день Пасхи исповедовался, разумеется, кардиналу Монморанси, который не присягнул, подобно другим священникам, на верность конституции. Этот поступок короля вызвал взрыв бешенства у третьего сословия. Оно возжаждало крови, сир, и только по счастливой случайности удалось избежать трагедии.
За спиной императора висело серебряное зеркало, поддерживаемое двумя позолоченными китаянками, и я прекрасно видела свое отражение. В полумраке кабинета перламутрово блестел жемчуг у меня на шее, золотом отливали волосы и мягкой белизной белели обнаженные плечи среди пышных кружев платья. Я с удовольствием подумала, что император должен быть просто бесчувственным чурбаном, чтобы отказать такой женщине.
– На следующий день после Пасхи Людовик XVI решил отправиться в Сен-Клу – для этого уже были заложены кареты. Но народ, поверивший слухам о том, что король собирается бежать, взломал тюильрийские ворота, вломился во двор и окружил кареты, в которых уже сидели королева с сыном и дочерью… Трудно описать, что там произошло, сир! Короля оскорбляли самыми последними словами, королеве грозили расправой. Принцесса и дофин плакали от страха, а потом плакала и Мария Антуанетта – от оскорбления, бессилия и отчаяния…
В глазах у меня тоже блеснула слеза. Я слышала, как тяжело и гневно дышит император Австрии.
– Сир, неужели после того, что случилось, в вашем сердце не проснется даже искра сочувствия к королеве? Король Франции не в состоянии защитить свою жену от оскорблений. Мария Антуанетта происходит из рода Габсбургов, она ваша родная сестра, ваше величество. Бог вам не простит, если вы ей не поможете. Среди океана насилия французские монархи совершенно беззащитны… Или, быть может, вы, подобно другим европейским правителям, будете ожидать, пока убийство короля или королевы Франции заставит вас позабыть о расчетливости и оказать помощь? Но тогда, сир, будет уже слишком поздно.
Я перевела дыхание. Вся эта речь далась мне очень нелегко.
– Наш король предпочитает быть королем Меца, а не Франции в таком положении, и это его собственные слова. Надеюсь, что и вы, сир, теперь согласитесь, что Людовик XVI не свободен.
Император поднялся, застегнул ворот рубашки. Понимая, что близится конец аудиенции, поднялась и я.
– Сударыня, – официально обратился ко мне Леопольд II – он старался говорить сухо, но красные пятна на лице выдавали его волнение. – Я требую, чтобы наш христианнейший брат король Франции отказался от позорящей его конституции особым манифестом.
Я склонила голову.
– Для короля Франции это будет желаннейшим поступком, сир.
– Я сообщаю вам свою волю, сударыня. К концу следующего месяца пятнадцать тысяч австрийских солдат двинутся в Арлон и Виртрон для поддержки генерала Буйе. Король Франции может бежать под их защиту – при условии, что откажется от конституции.
У меня перехватило дыхание. Сбылось-таки! Сбылось то, что казалось невозможным… Господи ты Боже мой, как мне хотелось сейчас же, сию же минуту рассказать об этом королю, а особенно Марии Антуанетте!
Я прижала руки к груди.
– Сир, простите мне мое молчание, у меня просто нет слов, чтобы выразить… Я…
Он жестом прервал меня.
– Не нужно благодарностей. Лично для вас я, в сущности, ничего не сделал. Хотя вы, мадам, заслуживаете огромной награды. Мне не приходилось встречать столь мужественных, искренних и вместе с тем обаятельных женщин. Если бы вы были мужчиной, я, ей-Богу, дал бы вам орден. Граф Дюрфор, рассказывая о вас, использовал самые лестные выражения, и теперь я вижу, что он был абсолютно прав. Мне хочется сделать вам приятное. Чего бы вы хотели?
Я растерянно пожала плечами.
– Больше всего, сир, я хотела бы вернуться домой, к сыну.
– За этим делом не станет. Вам выдадут самые надежные документы. А что касается вас, мадам… Может быть, вы почтите своим присутствием бал-маскарад по случаю Пасхи?
Я улыбнулась.
– Увы, сир, но он состоится через целых три дня!
– И все равно я прошу вас остаться.
– Остаться? Нет, сир, это невозможно.
– Тогда я приказываю вам быть на этом маскараде, мадам. Я не поверила своим ушам.
– Приказываете? Мне?
– За эти три дня вам подготовят документы. И мне хочется, чтобы вы повеселились. В Париже вряд ли еще устраивают такие празднества. Итак, я желаю видеть вас в Шенбрунне, мадам!
Растерявшись, я сделала реверанс. Когда я подняла голову, кабинет был уже пуст.
В полном недоумении я вышла из апартаментов императора в прохладную прихожую. Я рассчитывала, что увижу Жанно не больше чем через две недели. А теперь наша встреча откладывается…
– Ну как? – услышала я вопрос.
Граф Дюрфор, похоже, все это время ожидал меня в галерее Хофбурга.
– Все в порядке, Кристиан. – Я вспомнила о своем успехе и радостно рассмеялась. – Нет, я просто не ожидала, что все так чудесно получится! Знаете, я была очень не уверена в своих силах, особенно после встречи с Фонбрюном и д'Антрэгом… Как мне показалось, они были невысокого мнения о моих способностях.
– В таком случае они просто бесчувственные болваны, моя прелестная кузина… Одной своей очаровательной улыбкой вы добились большего, чем они целыми кипами писем и прошений.
Мне были приятны эти слова, и я невольно улыбнулась.
– Ах, как вы любите льстить, Кристиан! Вам не страшно так щедро раздавать комплименты?
– Зачем же мне их жалеть, если вы их достойны?
– Берегитесь, вы растратите весь свой запас любезностей и станете повторяться… Знаете, что сказал мне император?
Задав этот вопрос, я посмотрела графу в лицо и едва не ахнула от мысли, внезапно осенившей меня. Эта таинственная улыбка, загадочная фраза о том, как он расхваливал меня перед Леопольдом…
– Признавайтесь немедленно, Кристиан: то, что император приказал мне быть на маскараде, – это ваших рук дело?!
Он попытался поймать мою руку и поднести к губам.
– Клянусь, милая кузина, я не предполагал, что вам это будет неприятно.
Я сдвинула брови.
– Фи, как это некрасиво, граф! Вести какие-то переговоры у меня за спиной… А знаете ли вы, что своей излишней любезностью лишили меня удовольствия увидеть сына после полуторамесячной разлуки?
