— Да, — нетерпеливо кивнула она. Что угодно, только неоставаться с ним здесь, в этой западне.
Куинн с притворным огорчением покачал головой.
— Не получится, лодок тут давно нет. Генри от них в своевремя избавился. — И с укоризной добавил: — Откуда такое отчаяние? В концеконцов, я твой муж.
Муж... Такой суровый, уверенный, надменный.
— Никакой ты не муж! По крайней мере...
— ...всего лишь перед законом, — закончил он за нее. — Чтож, если тебе захочется разделить мою постель, это будет на вполне законномосновании.
— Мне не захочется делить с тобой постель, — елесдерживаясь, процедила Элизабет. Еще немного, и она его ударит. — Я обещалавыйти замуж за Ричарда, и мне будет очень неприятно, если возникнут какие-либозатруднения.
— А в чем, собственно, проблема? Если тебе нужен простобогатый муж, позволь заметить, что он у тебя уже есть.
— Мне нужен не просто богатый муж, мне нужен Ричард. Я люблюего.
— Почему мне кажется, что когда ты говоришь о любви кБомонту, то стараешься убедить в этом саму себя?
— Не знаю, почему тебе так кажется.
— А скажи, Джо, он стоящий любовник?
— Не твое дело, — огрызнулась она.
— Ну, если ты нас сравниваешь... согласись, вопрос непраздный.
— Я не сравниваю.
— Не хочешь? Или не можешь?
— Не хочу.
— Но почему? Думаю, это было бы интересно... И меняпросветила бы... насчет того, чего мне не хватает... Но ты так странноизбегаешь прямого ответа... Я начинаю думать... а может, ты с ним и не спала?
Это было уже слишком.
— Да, да, не спала! — выкрикнула она. — Теперь тебе лучше?
— Теперь ясно, откуда у этого несчастного такой унылый вид,— с ухмылкой протянул Куинн. — И почему же?
— Я, видишь ли, весьма старомодна. — Элизабет растянула губыв слащавой улыбке. — Хочу, чтобы сначала мне надели кольцо на палец.
Он рассмеялся, сверкнув зубами.
— А со мной ты такой не была.
— Я уже говорила: я тогда была наивной и глупой, теперьстала мудрее.
— Значит, вы оба страдаете от неудовлетворенного желания.Или у тебя есть любовник на стороне?
— Не хочу огорчать тебя...
— Сколько их было после меня?
— Десятки, — рассеянно бросила она.
Неожиданно Куинн напрягся, вскочил с кресла и впился ей вплечи.
— Говори правду. — Он тряхнул ее. — Сколько?
— Да нисколько, — устало призналась Элизабет.
— Удивительно, — произнес он, отпуская ее, — ты ведь пылкаяженщина. — Теперь он стоял, привалившись спиной к каминной полке, и изучал ее.— Помню, первый раз, когда я занялся с тобой любовью, ты вспыхнула каксолома... Вряд ли это было притворством...
— Я предпочла бы не касаться прошлого... — выдавила она.
— Похоже, у нас нет будущего, по крайней мере общего, такчто, кроме прошлого, нам и говорить-то не о чем. Разве что о том, много ли утебя шансов обрести счастье с Бомонтом...
Она приняла вызов:
— Гораздо больше, чем с тобой! Он хоть любит меня. А тывообще ничего ко мне не испытывал...
— Еще как испытывал. Я, хоть и знал о твоих затеях, сразуувлекся. Презирал себя за эту страсть, за то, что не устоял перед примитивнойохотницей за деньгами, но все равно бешено ревновал, стоило тебе улыбнутьсяотцу.
Он говорил о своей любви как о давно минувшем мимолетномувлечении, но сознавать, что он когда-то хоть что-то к ней испытывал, былоприятно.
— Скажи-ка, Джо, — оборвал ее мысли его хрипловатый голос, —если бы не появился я, ты вышла бы замуж за отца?
— С чего ты взял, что он предлагал мне это?
— Он был влюблен в тебя. А иначе с чего ему было оставлятьтебе половину наследства?
— Генри был ко мне привязан, но это совсем не то. Не знаю, счего он оставил мне половину наследства, но при таких обстоятельствах, ей-богу,лучше бы он этого не делал.
— Разумеется, было бы лучше мне сидеть в Бостоне, а тебевдруг оказаться богатой вдовой, — усмехнулся Куинн.
— Я не вышла бы за него замуж. Об этом и речи не было.
— Ты говорила, что он был тебе дорог.
— Говорила. Но я, скорее, видела в нем отца.
— Не «папочку»?
— Подарков он мне не делал, если ты это имеешь в виду.
Куинн выпрямился.
— В самом деле?
— Конечно. Только медальон, который я получила к двадцатьпервому дню рождения. Ты знал о нем, видел, как я его носила.
Дешевый серебряный медальон, купленный в Ковент-Гардене вовремя ее с Генри поездки в Лондон. Элизабет загляделась на него у какого-то прилавка.Заметив, что медальон ей нравится, Генри настоял, чтобы она приняла его вкачестве подарка ко дню рождения.
— О медальоне я знаю, — нетерпеливо оборвал ее Куинн. — Ну асерьги?
— Серьги? — Она непонимающе взглянула на него. — Какиесерьги?
Куинн вытащил из кармана куртки мягкий кошелек и, что-товынув из него, протянул на ладони сережки в виде двух русалок, которые накануневытащил у нее из ушей.
Столько произошло с тех пор, что она совсем забыла про них.
— Правда прелестные? — Он пристально вглядывался в ее лицо.— Необыкновенно тонкая работа.
— Пожалуй, — согласилась она, — но при чем тут Генри?
Будто не услышав вопроса, он заметил:
— Я не видел, чтобы ты их носила, когда мы толькопознакомились.
— Тогда у меня их не было.
— Или ты их прятала.
— Прятала? Зачем мне было их прятать?
— Чтобы я не узнал, что Генри подарил их тебе.
— Генри мне их не дарил.
— Ты отрицаешь это?
— Конечно!
— Тогда откуда они у тебя? Ты говорила, что твоя семьябедна, а таких украшений на базаре не купишь.
Она вспыхнула.
— Не твое дело, откуда они у меня! Отдай сейчас же.
— Нет уж. — Не обращая внимания на ее возмущенный протест,он положил их обратно в кошелек. — Мне надо кое-что проверить. Если Генри тебеих не дарил...
— Нет, не дарил, — со злостью перебила она.
— ...а сказать, откуда они, ты не хочешь... значит, ты взялаих сама.
