указом повелено будет». Угрозы не помогали, замечает автор «Истории Моск. Епархиального Управления», г. Розанов (I, 123–124).
В 1742 г. по случаю предстоявшей коронации Импер. Елизаветы Петровны прибыл в Москву Синодальный обер-прокурор кн. Шаховской. Между прочим он «увидал стоящих попов и дьяконов по утрам до литургии за Спасскими воротами, также у Спасских ворот и в Кремле у Николы Гостунского, которые собирают паметцы (поминанья) и чинят необычайный крик и от того их неблагочиния чину священному имеется не малое зазрение». Обер-прокурор приказал их ловить и приводить в Дикастерию, «а за такое их непреличествующее священному чину напрасное и праздное состояние чинить им наказание плетьми и ссылать в монастыри под начальство, на коликое время рассуждено будет». «Дикастерия для ловления и привода означенных попов отрядила своего вахмистра с солдатами, а Московских соборов ружных и предельных священников обязала подписками, чтоб они по утрам до литургии никогда за Спасскими и у Спасских ворот и у Николы Гостунского не стояли и паметцов не собирали…»
Это распоряжение указывает, что, кроме пришлых бродящих попов, у Спасских ворот собирались и местные Московские попы ружных и предельных церквей, приходившие на Спасское стояние, конечно, по бедности и ничтожеству своих прямых доходов.
Так продолжалась поповская старина на Спасском Крестце до 1770 года, когда утвердились благие, но строгие распоряжения митрополита Амвросия.
8 февр. 1768 г. преосвященный объявил Моск. духовенству, что «по вступлении его на Моск. епархию, между прочим усмотрено, что в Москве праздных священников и прочего церковного причта людей премногое число шатается, которые к крайнему соблазну, стоя на Спасском Крестце для найму к служении по церквам, великие делают безобразия, производят между собою торг и при убавке друг перед другом цены, вместо подлежащего священнику благоговения, произносят с великою враждою сквернословную брань, иногда же делают и драку. А после служения, не имея собственного дому и пристанища, остальное время или по казенным питейным домам и харчевням провождают, или же, напившись до пьяна, по улицам безобразно скитаются» (Розанов, II, кн. 2, 72).
Итак, чуть не целые двести лет Спасский Крестец нисколько не изменял своих нравов.
Выразив такое суждение о поповской крестцовской старине, преосвященный того же 8 февраля 1768 г. дал указ, «чтобы у Спасских ворот, на так называемом урочище Крестец, никто из священнослужителей для найму ни под каким видом собираться и стоять не дерзали».
Наблюдение за прекращением этого сборища архипастырь поручил соборянам Покровского (Василия Блаж.) на рву и Казанского на площади с тем, что ежели они изобличены будут в слабом смотрении, то лишены будут права на отправления молебнов, Покровские соборяне пред иконою Спасителя на Спасских воротах, а Казанские соборяне пред иконою св. Николая на Никольской башне.
Соборяне и в виду лишения знатных доходов оказались в этом дел. несостоятельными, а потому и действительно были лишены права петь упомянутые молебны.
20 апр. 1771 г. на Спасский Крестец был послан Чудовской эконом, игумен Амвросий. Он нашел там старую толпу попов-бродяг и в один раз захватил 39 человек.
По произведенному еще в 1769 г. разбору безместных священнослужителей в Московской епархии оказалось священников 257, дьяконов 11.
На строгое предписание преосвященного принять решительные меры к прекращению в Москве поповского бродяжничества Консистория заявила архипастырю, что «если оставить безместных попов жительствовать в Москве, то от сходбищ на Крестце никакими запрещениями их удержать не можно, тем более, что они от приискания себе мест нарочно удаляются, дабы, шатаясь по Москве, быть без всякого за ними присмотра в сущем самодовольстве, получая пропитание посредством оного самоблазнительнейшего на Крестце к служению найма».
20 мая 1770 г Консистория решила и митрополит утвердил это решение – разделить всех безместных священнослужителей на три разряда, из которых к первым двум отнести попов, заслуживающих снисхождения по уважительным причинам и определения к городским и уездным местам.
К третьему разряду отнесены священники, запрещенные к священнослужению. Их всех велено выслать из Москвы немедленно и распределить по уездам на дьяческие и пономарские места. При чем сообщено полиции, чтобы бродящие из священства и церковного причта в Москве без письменного вида были забираемы и присылаемы в Консисторию.
«Что ж после таких распоряжений безместные попы сделали?» – замечает иронически почтенный историк Моск. епархии г. Розанов.
«Они сделали ящики и пошли по рядам и большим улицам собирать милостыню, объявляя себя колодниками, содержащимися в Консистории, и сказывая при том, что их великое множество, для того, конечно, чтобы милостивцы больше подавали. И по этому поводу полиция была предупреждена, чтобы таких бродяг и прошак ловить без всякого послабления и присылать в Консисторию». Это происходило в июне 1771 г., когда уже распространялась в Москве моровая язва, подавшая случай к народному бунту, жертвою которого и был достопамятный архипастырь. 16 сентября он был убит в Донском монастыре самым тиранским и бесчеловечным образом.
Так как народное возмущение началось и сильно распространялось по поводу молебнов у Варварских ворот пред иконою Боголюбской Божьей Матери, а главное, по поводу собираемых за молебны денег, то по связи всех обстоятельств невозможно избежать предположения, что в распространении возмущения и ненависти против архипастыря участвовал и разоренный им Спасский Крестец.
В заключение должно упомянуть, что Спасский Крестец в Москве был единственным местом для поповского сборища и, вопреки указанию г. Снегирева, нигде в других местах, ни на Ильинке, ни на Никольской, ни на Варварке таких сборищ не происходило, хотя эти улицы, как мы упоминали, назывались также Крестцами, от многочисленных перекрестных переулков.
Поповские сборища у Спасских ворот, после отчаянной с ними борьбы духовного начальства, прекратились, но после них остался немаловажный их след на Спасском мосту, на котором еще в XVII ст., а вероятно и раньше уже процветала торговля не только божественною литургиею, но и литературными произведениями, сначала рукописными, а потом и печатными, сначала по предметам только церковных и благочестивых потребностей, а потом и по предметам потребностей мирского, светского быта.
Спасский Крестец от древнего времени в лице собиравшихся здесь попов и дьяконов, а также и причетников, представлял в своем роде особое средоточие народной грамотности, очень ценимой при господстве всеобщей безграмотности.
Собиравшиеся здесь во множестве попы, т. е. вообще книжные люди, хотя бы и малая их доля, сами нуждались в книгах церковно-служебного содержания в роде часослова или минеи, или требника и т. п., и потому для удовлетворения их нужд сюда же являлись писцы с своими рукописями и выгодно для своей работы продавали их. С своей стороны и попы приносили сюда же тетради и книги собственного письма для такой же продажи.
Предположительно так,
