раз хуже, чем во всех других фирмах. С рабочими там обращались как с каторжниками, это был сущий ад, людей запугивали, шла вечная гонка, непристойные ругательства и богохульства висели в воздухе с утра и до ночи. Безработные возмущались не только хозяевами фирмы, но и несчастными, полуголодными рабами, которые работали там. Этих бедняков безработные обзывали «негодяями» и «дерьмом», и тем не менее, когда бы Доберу и Ботчиту ни потребовались дополнительные рабочие руки, они без труда находили их, и часто случалось, что именно те, кто громче всех обвиняли эту фирму, первыми бежали к ним со всех ног, как только появлялась хоть малейшая возможность получить место у Добера и Ботчита.
В конторе Раштона теперь частенько горел свет по вечерам. Скряга и его хозяин записывали расценки и подсчитывали стоимость, срезая суммы как можно ниже, в надежде назначить цену более низкую, чем у конкурентов. Иногда им это удавалось, но, получали они заказ или нет, Скряга всегда оказывался виноват. Если им удавалось получить работу, сплошь и рядом прибыль была так невелика, что Раштон начинал упрекать Скрягу, что тот его разорит. Когда же расценки были слишком высоки и фирма теряла заказ, Раштон злобно требовал, чтобы Хантер объяснил ему, почему это Добер и Ботчит могут выполнять работы гораздо дешевле их.
Стоя на углах или бесцельно слоняясь по улицам, безработные частенько видели Хантера, проезжающего мимо на велосипеде, озабоченного и встревоженного. У него был совершенно несчастный вид, и среди рабочих пошли слухи, что, с тех пор как он упал с велосипеда, он стал «не в себе», а кое-кто уже готов был держать пари, что старый Скряга кончит жизнь в сумасшедшем доме.
Как только появлялся какой-нибудь заказ, Раштон нанимал Оуэна, Красса, Слайма, Сокинза и еще одного-двух человек, но им редко когда удавалось поработать больше двух или трех дней в неделю.
Глава 50
РАЗЛУЧЕННЫЕ
Рут тяжело болела еще несколько недель. Бред окончился и уже не повторялся, но она вела себя по-прежнему странно и, главное, очень мало спала. Миссис Оуэн к ней заходила каждый день и сидела у нее до вечера. Фрэнки обычно забегал к матери, возвращаясь из школы, и они вместе отправлялись домой, забирая с собой также маленького Фредди Истона, потому что его собственная мать была не в состоянии за ним присматривать, а у Мэри Линден было много других забот.
Однажды в среду, когда ребенку было уже около пяти недель, прощаясь с миссис Оуэн, Рут вдруг схватила ее за руку и принялась благодарить, а потом спросила, обещает ли Нора, если что-нибудь случится с ней, позаботиться о Фредди. Миссис Оуэн, конечно, обещала, но при этом постаралась уверить ее, что опасения ее напрасны, скоро она поправится, а в душе удивилась, почему это Рут ни словом не упомянула свою младшенькую.
Около пяти часов Нора ушла, оставив дверь в спальню открытой, чтобы миссис Линден было слышно, если Рут что-нибудь понадобится. Примерно через четверть часа после этого Мэри Линден поднялась наверх взглянуть на Рут и, увидев, что та, кажется, крепко спит, спустилась на первый этаж и села за шитье. День был очень пасмурный, то и дело начинался дождь, и к вечеру так потемнело, что ей пришлось зажечь свет, чтобы видеть работу. Чарли, расположившись на коврике перед камином, чинил колесо у деревянной тележки, которую смастерил вдвоем с приятелем, а Элси готовила чай.
Истон домой еще не возвращался − у Раштона в эти дни появилась кое-какая работа и Истон был занят с прошлого четверга. Работали они довольно далеко от его дома, и он вернулся около половины седьмого. Мэри с детьми услышали, как хлопнула калитка, и по просьбе матери Элси поспешила Истону навстречу предупредить, что нужно быть потише, потому что Рут спит.
Мэри приготовила ему чай на кухне, где горел яркий огонь и пел свою песенку чайник. Истон зажег лампу, снял и пальто и шляпу, поставил чайник на огонь и решил подняться наверх, пока вскипит чайник. В спальне лампа не горела, и комната была бы в полной темноте, если бы не красноватый отблеск огня в камине, который, однако, не мог рассеять мрак, царящий в комнате, и не давал Истону возможности как следует разглядеть все, что находится в спальне. Мертвая тишина, стоявшая в комнате, вдруг испугала его. Он быстро подошел к кровати и убедился, что спальня пуста. Он окликнул Рут − ответа не было, поспешные поиски убедили его, что Рут исчезла.
Миссис Линден тут же припомнила, что жена Оуэна рассказала ей о странной просьбе Рут, она сообщила об этом Истону, после чего его страхи тысячекратно возросли. Он не мог себе представить, почему его жена ушла и куда она могла пойти, но надо было действовать, и он поспешно выскочил из дому на поиски. Почти бессознательно направил он свои шаги к дому Оуэнов. Вдвоем с Оуэном они обегали все места, куда она могла бы пойти, но нигде не нашли ее следов.
Неподалеку от города жил ее отец. Они прежде всего бросились туда, хотя Истон сомневался, что найдет там Рут − она была в плохих отношениях с мачехой. Его предположения оказались справедливыми − они напрасно ходили туда.
Где они только ее ни искали, куда только ни заглядывали, по временам возвращаясь к дому Истона, проверить, не вернулась ли Рут. Но никаких следов им не удалось обнаружить, никто ее не видел, наверное, потому, что дождливые мрачные улицы были пустынны, и из дома выходили только те, кого заставляли дела.
Около одиннадцати часов вечера Нора стояла у дверей, ожидая Оуэна и Истона, и вдруг ей почудилась фигура женщины в тени ворот напротив. Это был пустующий дом с садом, и очертания кустов так неясно вырисовывались в темноте, что разглядеть что-нибудь толком было невозможно, но, чем больше Нора вглядывалась, тем больше убеждалась, что в воротах кто-то стоит. В конце концов, собрав все свое мужество, она перебежала через дорогу и, вся дрожа, приблизилась к воротам. Тут ей стало ясно, что она не ошиблась. Там действительно стояла женщина с ребенком на руках − она прислонилась к воротному столбу, ухватившись левой рукой за железную решетку. Эта женщина была Рут. Нора узнала ее даже в темноте. Она едва держалась на ногах, и, когда Нора протянула к ней руку, она почувствовала, что Рут совершенно промокла и вся дрожит. Рут чуть не падала в обморок от усталости, но ни
