— Мы готовы лететь, — сказал он, вытирая руки.
— Отлично, — улыбнулась Левонова, — вы с Алин доставите раненых в Швейцарию. Думаю, там безопасно. Адмирал что-нибудь придумает.
— А ты? — спросила Авонамйелус. — Ты не полетишь с нами?
— Нет, — сказала Кристина, — нам нужно разделиться. Будьте уверены, что нас будут искать. Мы слишком много знаем, слишком много видели, а теперь и ты тоже.
Алин скривила физиономию.
— Ну, этим меня не устрашишь, — засмеялась она, — я же известна как крайне опасный субъект, отличающийся повышенной агрессивностью, забыли?
— Не удивлюсь, если в скором времени мне дадут похожую характеристику, — хмыкнула Кристина, — поэтому мне лучше затеряться где-нибудь в восточно-европейской глухомани, чем лететь в спокойные западные страны, где каждый на виду.
Штильхарт прищурился.
— Сейчас повсюду одно и то же, — сказал он, — возможно, ты права, в восточно-европейской глухомани лучше, чем где-то ещё, но ты это… не пропадай, мы вроде неплохая команда.
Кристина засмеялась.
— Не волнуйся, — ответила она, — захочу освежить воспоминания, я тебя обязательно найду. Даже быстрее, чем ты думаешь.
Алин встала между ними.
— Ну тогда я думаю, что вам позарез может понадобиться первоклассный боевой пилот, — с притворной серьезностью сказала девушка, — так что считайте, я тоже с вами.
Кристина улыбнулась своим мыслям. Дружба открывает нас настоящих. Она давно поняла эту истину.
* * *
Ночь ещё царила над Борисфеном, когда черный «Мерседес» заехал на парковку многоквартирного жилого комплекса. Удивительно, что здесь всё было черным. Небо, асфальт, машина и сам мужчина из автомобиля был черным, словно был соткан из чернильной тени. Хотя, возможно, это был только оптический обман случайного путника, рискнувшего в неспокойное время выйти из дому. Тем не менее света решительно не было никакого, только тусклый фонарь одиноко освещал угол улицы.
Мужчина вошел в подъезд, который представлял собой разительный контраст по сравнению с улицей. Богато украшенные стены, свет от множества светильников.
Не оглядываясь и ни с кем не заговаривая, мужчина быстро прошел к лифтам.
Несколько секунд спустя мужчина уже поднимался на лифте. Лифт был стеклянный и, поднимаясь на шестидесятый этаж, он прекрасно видел панораму города. Их города. Теперь это можно было сказать с определенной и холодной уверенностью.
Лифт затормозил на нужном этаже. Мужчина вышел. Дверь его квартиры была единственной на этаже. Он открыл её своим ключом и прошел внутрь, сразу в гостиную. Не раздеваясь, подошел к бару и налил себе виски. Потом резко развернулся и глаза его прищурились от непонятных эмоций. То ли удивления, то ли восхищения. Это было трудно понять.
Перед ним в кресле многоугольной формы, закинув ногу на ногу, сидела молодая девушка в джинсах, свитере и утеплённом жилете. Он узнал её.
— Если хочешь сделать что-то хорошо, сделай сам, — холодно спросила девушка, — не правда ли, господин Соколовский?
Генерал сжал губы в усмешке и осторожно сел в кресло за стеклянным офисным столом.
— Если вы хотели произвести на меня впечатление своим эффектным появлением, то это у вас не получилось, Ксения Игоревна, — сказал он, — вас выдают ваши эмоции. Огонь ярости в глазах, чувство потерь. Не узнаю в вас прежнюю флегматичную особу. Надо полагать, вы уничтожили Охотницу, иначе вас бы не было. Я с удовольствием выслушаю ваш подробнейший рассказ.
Ксения не мигала.
— Боюсь, мой рассказ будет касаться птицы поважней, — начала девушка, — мне известно, что всё, что здесь происходит, это ваших рук дело. Вы отдали приказ убить Катю Кирсанову, вы спровоцировали протесты, чтобы потом их разогнать. Вы стоите за всем этим. И я это могу доказать.
Соколовский театрально поморщился.
— Давайте не будем устраивать сцену из второсортных детективов, — сказал он, — сейчас будете как из сундука вываливать ваши логические соображения, «это сделали вы», «вы это сделали так-то и так», «я поняла, что», — генерал поморщился, — согласитесь, что это, право, скучно, потому что они уже ничего не изменят. Все уже произошло, и даже вы, Ксения Игоревна, ничего не сделаете, хотя, конечно, я отдаю должное вашим мозгам. Вот только ваши умозаключения так и останутся умозаключениями. Любой нормальный человек ни на йоту вам не поверит. Что вы скажете, что начальник ГУР состоит в тайной организации и организовал вооруженный протест, а потом сам его и подавил? Ха-ха-ха! Боюсь, что после такого монолога вас отправят в лечебницу для душевнобольных.
Ксения мрачно усмехнулась.
— Ну почему же умозаключения, — ответила девушка, — у меня есть запись. Да-да. Та самая, которую сделала Катя Кирсанова, и там хорошо видно, с кем вы встречаетесь и о чём ведете беседу.
Соколовский покачал головой.
— И что? — спросил он. — Что доказывает ваша запись? Что я что-то обсуждал с Арсенюком и Адашевым? Разве это преступление? Мало ли что можно обсуждать. За намерения у нас не сажают, пока.
Ксения потупила взгляд.
— Если бы это не было преступлением, вы бы не убили Катю Кирсанову, — сказала она, — а приказали её убить именно вы и именно из-за этой записи.
Соколовский улыбнулся.
— Безусловно, но что дальше? Всё это, как я говорил, уже не имеет никакого значения. Кому вы теперь понесете ваши «доказательства»? Кому они нужны? Куда бы вы с ними ни пошли, знайте, там везде наши люди, вот так вот, моя милая.
На лице Аваловой возникло удивление. Вероятно, она всё-таки хотела обстоятельно рассказать, как же дошла до своих заключений.
— Видно, вы желаете казаться этакой Супергёрл, — продолжал Соколовский, — однако этот без преувеличения блестящий план был задуман не для того, чтобы его можно было легко разрушить. Кстати, не думайте, что сможете записать наш разговор, у меня глушилка, поэтому я с вами предельно откровенен. Ибо в широкие массы этот разговор не пойдет.
Ксения размяла затекшие пальцы.
— Вижу, вы всё предусмотрели, — сказала Ксения, — ну тогда ответьте, для чего весь этот шум? Только здесь Президента снять или дальше расползтись? У вас ресурсов много и на остальных хватит. Террор против государственных лидеров руками наивных демонстрантов, в глобальном масштабе, — неплохая идея. И какая ваша следующая страна?
— Дальше видно будет, — мягко улыбнулся Соколовский, — хотя я предпочитаю поэтапную работу. Сначала надо закрепиться в одном месте.
— Забавно, — бросила Ксения, — я-то полагала, что вы хотя бы захотите оправдаться.
