— Спасибо тебе, Патрик. Спасибо, — с чувством произнесла я.
Майкл побежал за Пэдди, Бриди и крошкой Майком. Стивен рвался привести Джеймси с Мэгги и Лангов.
— Чуть позже, — остановила его я. — Этьен и Жан никуда не денутся. Как и дядя Патрик. Дайте им спокойно поесть.
* * *
Патрик рассказал свою историю, когда мы все сидели за столом после завтрака. Он не говорил о вторжении, о тюрьме, о грозившей ему казни через повешенье, — речь шла о том, как он нашел братьев Кили.
— В тюрьме вместе со мной сидел один французский парень. По его словам, на реке Святого Лаврентия живут ирландцы — два брата, женатых на француженках, с целым выводком детей. Еще он сообщил, что фамилия их — Келли или Кили. После своего освобождения я решил съездить на реку Святого Лаврентия и посмотреть, действительно ли это Кили. Городок их располагался напротив острова Гросс-Иль, и я подумал: «Чем черт не шутит? Все может быть».
— Давайте дальше расскажу я, — вмешался Этьен. — Итак, в Бертье появляется этот дядька в оленьей коже.
— Бертье? Так называется ваш таунленд? — спросила я.
— Наша деревня, Бертье-сур-мер — Бертье на море. Хотя морем там у нас служит река Святого Лаврентия.
— А есть там у вам пляж? — не унималась я.
— Есть. В нашей деревне мы занимается рыбной ловлей.
— Ну, вам это на роду написано. А что же ваши отцы?
— Они в этом лучшие — les meilleurs.
— Так и должно быть, — вставила Майра.
— Так вот, этот человек в оленьих шкурах пришел в нашу церковь Успения Пресвятой Богородицы, Notre Dame-del’Assomption, и заговорил с нашим кюре, аббатом Бонненфаантом.
— Точнее, попытался заговорить, — поправил его Патрик. — Мой французский — примерно как его английский.
— А кюре знал, что местные ирландцы, les irelandais, женились на Сесиль Пельтье и Элоиз Гоман. А еще он знал, что они воспитывают детей своего брата, который умер на острове Гросс-Иль в Квебеке.
— Гросс-Иль, — с придыханием повторил Жан и перекрестился.
— А что такое этот Гросс-Иль? — спросил меня Майкл.
— Одно очень печальное место. Продолжайте, — сказала я.
— Таким образом, — подхватил Этьен, — этот священник привел его в нашу семью.
— Твоих братьев я узнал сразу, — сказал мне Патрик. — Хьюи — копия твоего отца. А Джозеф больше похож на мать.
— Ты сказал им, что наши родители умерли?
— Они уже знали об этом, — ответил Патрик. — Лет десять назад к ним заезжал один человек из Коннемары.
Если бы мама знала, что ее сыновья живы, что они обзавелись семьями, что у них есть дети… Я заморгала, прогоняя подступившие к глазам слезы.
Майра покачала головой и тяжело вздохнула.
— Да упокой Господь их души, — прошептала она.
— Такое вот воссоединение, — закончил Этьен. — Отцы наши плакали, матери плакали, сестры плакали, а мы сразу заявили, что хотим отправиться в Чикаго с Патриком.
— Выходит, вы ехали в Чикаго? — спросила я у Патрика.
— Я ехал, — ответил он.
Солнце стояло уже высоко. Этьен зевал, а у Жана слипались глаза.
— Ребята совсем вымотались, — сказала я. — Стивен, отведи их к себе в комнату. Можно Патрику устроиться у вас, Пэдди? Ты как, Бриди?
— Конечно, добро пожаловать, — ответила Бриди и встала с младенцем на руках.
Патрик хотел что-то сказать, но тут проснулся Майк и начал вопить.
— У этого молодца отличные легкие, — заметил Патрик. — Весь в своего деда Майкла — именно так он и выглядел в его возрасте.
— Что, правда? Он похож на моего папу? — переспросил Пэдди.
— Очень, — подтвердил Патрик.
— Ты это слышала, мама? — обратился Пэдди ко мне.
— Кому это знать, как не твоему дяде Патрику, — сказала я.
— Вот именно, — усмехнулся тот.
— А теперь — спать, — приказала я. — Вам, ребята, еще нужно будет поведать нам о событиях двадцати прошедших лет.
— Но мне всего-то семнадцать, — удивился Жан.
— Тем более тебе необходимо отдохнуть.
— Мы привезли вам письма, — сказал Этьен.
— Прекрасно. Мы почитаем их, пока вы будете спать. А когда проснетесь, вас будет ждать тушеная грудинка с капустой и картошкой. Вы ведь едите блюда ирландской кухни, верно?
— Да, — ответил Этьен. — Наши отцы научили этому наших матерей. Те пытаются добавлять специи, но наши отцы предпочитают еду без них.
— Так и должно быть, — удовлетворенно хмыкнула Майра.
Патрик пошел вниз вслед за Пэдди и Бриди с малышом. Этьен и Жан ушли в комнату Стивена и Майкла, тогда как сам Стивен отправился, чтобы привести Джеймси и Мэгги.
Мы с Майрой остались на кухне, млея от радости. Нам не нужно было слов: мы просто сидели, попивая чай, и улыбались друг другу.
Через некоторое время Майра сказала:
— Патрик Келли, Онора. Думаю, он вернулся домой. И если ты захочешь, он здесь останется.
— Слишком поздно, Майра. Он едва перебросился со мной парой слов. То, что он привез к нам наших племянников, — своего рода прощанье. Патрик скоро уедет. Вот увидишь. Он никогда не осядет. Не может.
— Майкл Келли тоже куда-то направлялся в свое время. Но остановился ради тебя, Онора.
— Но тогда мы были молоды.
— Так стань молодой снова.
— Я пыталась.
— Попытайся еще раз.
* * *
Мы устроили пир в лучших традициях самого Уильяма Боя О’Келли: изобилие еды, смех, истории и танцы под рилы, которые Джеймси наигрывал для нас на своей волынке. Все дети были с нами, и все были рады и счастливы принять у себя сыновей Хьюи и Джозефа. Их новым кузенам тоже было что им поведать.
Мы с Майрой отплясывали джигу вместе. Вдруг она остановилась и притихла. Она скучала по своим сыновьям и Грейси, вспоминала Джонни Ога. Я сжала ее руку. Она улыбнулась мне и покачала головой:
— Ах, да ладно. Скоро я опять буду с Грейси.
Патрик сидел в своем кресле — неподвижная фигура среди непрерывного движения. За все это время он говорил очень мало и почти не смотрел в мою сторону. Патрик тогда сказал, что если мы облечем наши чувства в слова, он уже никогда не сможет оставаться дядей-холостяком, который приезжает в гости только на Рождество. Он был прав. Поэтому теперь он уедет.
